Марина Колесова - В плену королевских пристрастий

— Что ж ты добилась своего, я вспомнил… Что дальше? — тихо проронил он.

— Отец, простите… Христа ради простите… — зарыдала она с новой силой.

— Ты понимаешь, что лишила меня наследника и чуть не лишила любимой супруги?

— Я виновата… очень… если бы я могла все исправить…

— Всей своей жизнью будешь это исправлять! — зло проговорил он, затем, склонившись, схватил Катарину за волосы и запрокинул ей голову, вынуждая смотреть ему прямо в глаза, — Моя супруга и теперь твоя мать очень добра, она простила тебя, а вот я нет. И для того, чтобы заслужить мое прощение тебе придется постараться… очень постараться, Катарина. Только ради супруги я согласился позволить ей забрать тебя из монастыря, но на условиях жесткого контроля твоего поведения. Она пообещала мне, что будет сурово наказывать тебя за любую даже незначительную провинность. А ты сейчас пообещаешь, что, во-первых, будешь беспрекословно слушаться ее, а во-вторых, ничего не посмеешь скрывать ни от нее, ни от меня.

— Я не посмею скрывать ничего… и матушку слушаться буду, — а потом, всхлипывая, спросила, — Вы теперь часто наказывать меня будете, да?

— Как заслужишь.

— А как понять, что заслужила?

— Закон нарушила, наставление не выполнила, нестарательна была, дерзила, ленилась… Да много чего еще. Ты вот как сама считаешь, сейчас тебя есть за что наказать?

— Вы хотите прямо сейчас меня наказать? — испуганно спросила она.

— Боишься?

— Да, батюшка… боюсь… и еще стыдно мне… так ведь только слуг, да детей неразумных…

— Может, тогда лучше тебя здесь оставить? — отпуская ее голову, усмехнувшись, спросил он.

— Нет, не лучше… не оставляйте, пожалуйста, не оставляйте… — Кэти судорожно сглотнула и потупилась, — Лучше накажите… я действительно заслужила… Меня же никто не наказал за то, что я сделала…

— Это хорошо, что понимаешь, что заслужила, — мрачно проронил герцог.

Когда герцогиня увидела подходящих к ней герцога и всю заплаканную, с трудом идущую Кэти, ей захотелось подбежать к девочке обнять, прижать к себе, пожалеть и утешить, но она сдержалась. Она поняла, что Алекс наказал дочь и видимо наказал сильно, а та, судя по выражению их лиц, ему не перечила и покорно наказание снесла.

Подойдя к ней, Алекс улыбнулся, — Заждались, миледи?

— Как я поняла, у вас была обстоятельная беседа, и вы не торопились, — проговорила Алина, поднимаясь.

— Когда объясняешь правила поведения, спешка вредит, дорогая.

— Так Вы удовлетворены результатами беседы? Вы разрешаете мне забрать ее отсюда?

— Только на тех условиях, о которых мы договорились. Я предупредил ее, что в случае ее непокорности, я заставлю ее очень пожалеть о таком поведении.

— Вы сильно наказали ее?

— Да, — кивнул он, — И действительно сильно. Ей сейчас и ходить больно, да и сидеть она по меньшей мере дня три не сможет.

— Как же мы поедем обратно? — расстроено спросила Алина.

— На коленях в карете постоит, если хочет завтра уехать отсюда, а не хочет, может оставаться. Ты как хочешь, Катарина?

— Я на коленях постою, батюшка.

— Видите, какая дочь покорная? Вот разрешили бы Вы мне с самого начала воспитывать ее, глядишь, и ребенок был бы жив. Ведь даже в писании говорится, что нельзя жалеть розги для чад своих, — проговорил герцог, с усмешкой глядя на герцогиню.

— Возможно, Вы и правы… Только какой толк сейчас говорить об этом?

— А такой, дорогая: на будущее учтите, что наказание это не столько возмездие, сколько способ предотвратить будущее правонарушение. А то Вы так и норовите меня за руку схватить, как я только наказать кого-нибудь собираюсь.

— Учла, милорд. За руки больше хватать Вас не буду.

— Вот и хорошо.

— Милорд, отец-настоятель велел передать, что Вы можете комнату рядом с моей занять, она свободна, и еще он просил Вас зайти к нему, когда Вы сможете: или сейчас или после вечерней службы, он поговорить с Вами хочет.

— Я сейчас зайду. Где его найти?

— Вон по той лесенке поднимаетесь, и дальняя дверь в конце коридора, там его келья.

— Хорошо, — кивнул он и зашагал в указанном Алиной направлении.

— Очень больно? — Алина повернулась к Кэти.

— Я заслужила… — подавленно проговорила Кэти и вдруг шагнув к Алине опустилась перед ней на колени и, обхватив ее ноги, расплакалась, — Матушка, ведь теперь все равно в замке все узнают, что так наказывают меня… я же сесть не смогу да и горничные видеть будут… зазорно то как, матушка…

— Насчет горничных не волнуйся, помогать тебе я Сьюзен прикажу. Она немая теперь. Герцог ей приказал язык отрезать. Так что кроме нее знать никто ничего не будет. А пока сидеть не сможешь, будешь в своих комнатах есть, вроде наказание такое. К тому же не беспокойся, все слуги в замке сейчас вымуштрованы так, что никто ничего ни спрашивать, не интересоваться, ни тем более сплетничать не смеет.

— Матушка, Вы так добры… Благодарю Вас…

— Вставай, давай. Ты главное постарайся слушаться и вести себя хорошо, чтоб постоянно тебя наказывать не пришлось.

— Я буду стараться… но если уж провинюсь, то Вы сразу накажите… — поднимаясь с колен, тихо попросила она, — а то отец, он будет проверять… я пообещала рассказывать ему обо всех моих проступках…

— Коли провинишься, накажу, не волнуйся. А сейчас иди к себе, полежи. Можешь отца Стефана попросить тебе полотенце в холодной воде намоченное дать. Если приложишь холодное что-то, полегче тебе будет. А если не постесняешься ему рассказать, что наказали тебя и скажешь, что я помочь тебе разрешила, он еще и травок тебе заварит, что боль унимают.

— Нет, я не хочу говорить… стыдно очень.

— Дело твое, конечно… Но он добрый, и пожалеет тебя, и поможет и наверняка не расскажет никому.

— Я подумаю…

— Конечно, подумай, иди и подумай, — кивнула Алина и ушла.

Катарина пошла в сторожку. Увидев ее, отец Стефан, сидевший за столом, поднялся, мимолетно взглянул на нее и, ласково улыбнувшись, проговорил:

— Что-то ты неважно выглядишь, деточка… Ты отдохнуть не хочешь? Можешь, полежишь? А я пойду у ворот подежурю. Если понадобится что, покличь.

Катарина посмотрела на него долгим взглядом, а потом тихо проговорила, — Наказали меня.

— Что ж дело житейское, — отец Стефан вздохнул, — коли за дело, выводы сделай, да на ус намотай, а коли без вины, скрепи сердце и прости.

— За дело… меня теперь сколько не наказывай все за дело будет… Вы же все знаете… — Катарина всхлипнула, — только что мне на ус наматывать? Я ж все равно не исправлю уже ничего… конечно, больше так я не поступлю никогда, а какие выводы еще можно сделать?

— Покорности тебе не хватает, деточка. Этому видно тебя и научить пытались… Кто наказал-то, матушка, али батюшка приехавший?