Дэвид Билсборо - Сказание о страннике

Он лежал, окутанный клубами испускаемого болотом тумана, и размышлял над причинами, вызвавшими бессонницу. Конечно, она связана с тем случаем в шахте. Но не с чудовищем. Нет, он совсем не видел этого монстра, так как стоял дальше всех от прохода.

Быть замыкающим в цепи иногда даже полезно. Можно немного отстать и внимательнее изучить туннель — вдруг там остались какие-то ценности, незамеченные остальными.

Поэтому, когда все устремились вперёд за топором Болдха, Паулус задержался и внимательно огляделся вокруг.

Ни серебра, ни ценных камней, ни каких иных безделушек там не было. Совсем ничего ценного. Однако кое-что его всё-таки заинтересовало.

Где-то на уровне головы наховианец заметил в стене небольшое окошко, закрытое проржавевшим ставнем, но не настолько ржавым, чтобы он не смог его открыть.

Из открывшегося пространства вырвался обжигающе-ледяной ветер. Он принёс с собой шёпот бегущей воды, далёкие всплески бурлящего течения...

...и, едва слышимый за этими всплесками, одинокий отчаявшийся голос.

— Здесь есть кто-нибудь? Пожалуйста, пусть здесь кто-то будет! Я так замёрз...

Паулус тотчас захлопнул ставень, отрезая себя и от холодного ветра, и от принесённого им голоса.

Но не страх заставил его так поступить, а месть. Наёмника согревала мысль, что он навсегда оставил там хозяина этого голоса. Каким-то образом своим поступком Паулус смог утолить ту горечь и ненависть, которые испытал в трактире Кьелермана, глядя на счастливых симпатичных людей, смеющихся над ним.

Теперь же этот жалобный голос, наполненный страхом и отчаянием, снова и снова звучал в его голове.

Голос Гэпа Реднара.

Днём позже, в болотах, сдавленные рыдания разорвали ночную тишь. Скорбные и чудовищные, они шли из глубины ямы, разносились по воде, тревожа шепчущийся тростник, и проникали в спящий нижний город по шатким деревянным мостикам. Их едва было слышно сквозь закрытые ставни и запертые двери лачуг, отчего рыдания походили на далёкий вой ветра. Местные жители почти не обратили на них внимания, съёжившись под пыльными и влажными из-за тумана одеялами. Они не почувствовали, как ужас струится от болот и вползает в их сны.

И снова рыдания — отчаянные, как крик коростели; далёкие, как последний отблеск ущербной луны на потревоженной ветром водной глади; такие же безутешные, как разбитое сердце дурачка, пытающегося таскать ситом воду.

Чудовище выбралось из шахты. Огромный, тяжело передвигающийся монстр с длинными руками, изогнутыми клыками и грязными чёрными космами полос, торчащими в разные стороны из некогда округлой головы.

Лесовик оказался прав: весь край был изрыт пещерами и туннелями — плодом кропотливого труда подземных течений. Продвигаясь подземными тропами, чудовище достигло серебряной шахты, спасшись из-под обвала могильника Ним Кэдог. Всю дорогу монстр выл от ярости и боли, ведомый жаждой мести. Он распух и увеличился в размерах, когда раны стали затягиваться, деформируя его облик.

Такова судьба эфенка. Дитя демона и жрицы Иеггес-Джегетайя, навечно запертый между мирами, он не был ни человеком, ни хульдром. Тяжелейших ран, нанесённых отрядом из Нордвоза, оказалось недостаточно, чтобы его убить. Даже удар Анферта, расколовший голову, не смог прикончить чудовище. С каждой полученной раной эфенк лишь увеличивался в размерах; через некоторое время его тело начинало разбухать под действием мерзких соков, что бурлили в жилах и заполняли поражённые органы.

Теперь эфенк навсегда нёс в себе боль, наполненную ядом и ненавистью сверх всякой меры. Его искромсанная ещё в пещере Ним кожа, обуглившаяся после ожога, нанесённого Болдхом, напоминала изъеденный расщелинами и залитый магмой край со струящимися реками гноя.

Никогда ещё не было такого жуткого чудовища, как эфенк. Презираемый всеми, он обладал поистине неиссякаемым запасом ненависти и глупости. Его вида в неровном свете факела было бы достаточно, чтобы душу человека охватил глубочайший ужас, и до конца дней тот бы вопрошал саму Жизнь, как земля выносит подобную мерзость. К счастью, днём Чудовищу приходилось оставаться под землёй, чтобы не погибнуть под очищающими лучами солнца.

В нескольких шагах от эфенка стояла фигура, напоминавшая человеческую. Накидка свисала с широких плеч, красные глаза сверкали из-под густой завесы волос. Хотя монстр не мог видеть незнакомца, он чувствовал его присутствие. Принюхавшись провалами перебитого носа, эфенк повертел головой в разные стороны, но так никого и не заметил. Булькая от злобы, он начал рассекать воздух своими когтистыми руками.

Наконец монстр остановился и заскулил, признавая поражение. Кошмарное порождение волшебного народца ничего в мире не боялось, но стоящий рядом не относился к этому миру. По-прежнему скуля, чудовище уползло обратно в своё логово.

— О, полный ненависти обитатель Тьмы, — прошептал красноглазый незнакомец, — ты один способен почувствовать моё присутствие. Зачем вылез ты из ямы, своим зловонным существованием потревожив и без того погружающийся в сумрак мир? Возвращайся обратно. В этой игре для тебя нет роли. Пламя уже воскресло, чтобы занять должное место, и сейчас мой слуга слепо идёт навстречу своей судьбе — нашей судьбе.

Несмотря на силу, пронизывающую голос, в нём звучали просьба и печаль. Он просил чудовище, но знал, что оно не послушается. И он печалился по расе, которая почти исчезла.

Спустя несколько часов после падения в колодец Гэп начал приходить в себя, однако сознание возвращалось через боль.

Тьму небытия изредка прорезали мимолётные образы — пока лишь искры в полнейшем вакууме чувств. Затем проблески мыслей стали появляться чаще, стараясь задержаться в онемевшем разуме. Вскоре они слились в сон, в ужасающий кошмар, наполненный болью и тошнотой. Эти человеческие чувства, означающие жизнь, Гэп с благодарностью принял, но не сразу.

Нет, нет, только не этот мир, ПОЖАЛУЙСТА! Просто дайте мне умереть...

Он окоченел. Окоченел полностью. Холод превратил его тело в ледышку.

Я умер и похоронен. Я под холодной, холодной землёй. Только бы не проснуться!

Всё кружится, качается, вращается. Он заключён во чрево смерти.

О, моя голова! Моя голова! Как может мертвый испытывать такую боль?

Сильнейший натиск сознания. В мозгу словно вспыхивают яркие зелёные и бардовые пятна. Головокружение, будто лежишь пьяный в кровати с закрытыми глазами, и чудится, что мир вокруг кружится всё сильнее и сильнее, выворачивая наизнанку. А теперь его несёт по длинному, тёмному туннелю, прочь из чрева смерти, навстречу новым кошмарам.