Эльхан Аскеров - Месть амазонки

– Ну, значит, так тому и быть. Недаром я тому лошаку холощеному глотку перехватил, – хищно усмехнулся Тигр.

– Это точно, – слабо усмехнулся Санти. – Он у них главным заводилой был. Спасибо тебе, Тигр, – произнёс он, делая попытку поклониться.

– Да брось ты эти церемонии, – буркнул в ответ воин, подхватывая Санти за плечи. В последний момент у раненого трактирщика закружилась голова. Не подхвати его Тигр, он непременно рухнул бы носом в пол. – Иди, отдыхай. Надеюсь, эти дети шакалов сюда больше не сунутся.

– Побоятся, – покачал головой Санти. – Им лишний шум страшнее адских мук. Тем более что ты заводилу положил.

– С чего это они так шума боятся? – не понял Тигр.

– Они же в город тайком пробрались, да ещё и товар запретный притащили, – пояснил Санти.

– Надеюсь, товар не здесь? – настороженно спросил Тигр.

– Нет, конечно, – криво усмехнулся Санти. – Я его сам ходил смотреть. Мне только палёного товара в харчевне не хватало. Нет. Здесь всё чисто.

– Молодец. Это ты правильно решил, – одобрил его действия Тигр.

– Я с самого начала решил, что харчевня только харчевней будет. А все дела буду за забором решать. Не должно одно от другого зависеть.

– Правильно, – снова кивнул воин, доводя Санти до дверей его комнаты. – Сам лечь сможешь?

– Смогу. Отпустило вроде. Даже голова не так болит, – кивнул тот в ответ и осторожно шагнул за дверь.

Тигр постоял под дверью несколько минут и, убедившись, что шума падения тела нет, отправился к себе. Уложив инструменты в мешок, он вымыл руки и, немного подумав, спросил у подруги:

– Может, ужин принести? Ты не проголодалась?

– Не знаю, – пожала Лин плечами, – я бы, наверно, чего-нибудь сладкого съела. Пирога или булочек.

– Схожу, посмотрю, что в кухне есть, – ответил Тигр, решительно направляясь в указанном направлении.

Совершив очередной набег в кухню, он притащил в комнату такое количество провизии, что хватило бы на обед целой семье. Но, к удивлению девушки, они съели всё. Унеся посуду, Тигр разделся и, забравшись под одеяло, с удовольствием потянулся.

– Ты сейчас выглядишь как огромный ленивый кот. Сметаны крынку сожрал и потягивается, – рассмеялась Лин.

– А я и есть кот, – усмехнулся в ответ воин. – Я же Тигр. А тигры те же коты, только большие.

Рассмеявшись в ответ, Лин быстро погасила все светильники, оставив только один, и юркнула под одеяло. Устроившись поудобнее, она уткнулась носом ему в плечо и почти сразу тихо засопела. Он давно уже заметил за ней такую особенность. Стоило только девушке улечься ему на плечо и вдохнуть запах его тела, как она тут же засыпала, словно этот запах действовал на неё как сонное зелье.

Слушая её тихое, ровное дыхание, в которое тихим шорохом вплетался шум дождя, воин незаметно для себя задремал. Ему снился странный сон. Словно он опять оказался в пустыне. Один. Далеко от оазисов и поселений, без провизии и воды. С одним мечом, как это уже было однажды.

Он снова шёл пешком под палящими лучами солнца. Шёл туда, за горизонт, где когда-то жили его предки. Где шумело солёное море и ласковый бриз гнал на берег белые барашки волн. Он шёл домой. Шёл, зная, что его дома больше нет. Что от селения остались только его воспоминания. Но он шёл, зная, что ему нужно туда.

Зачем? Для чего? Эти вопросы его не интересовали. Он должен был попасть туда, где когда-то всё началось. Где остались непогребенными его родичи. Те, кто учил его рыбачить, пасти коней, ловить жемчуг, держать в руках оружие. Он шёл, чтобы отдать им последний долг. И не важно, что солнце безжалостно сжигает кожу, что раскалённый песок обжигает босые ноги, что в глазах темнеет от жажды и голода. Он должен, и он дойдёт.

И снова, как когда-то наяву, он дошёл. Дошёл, хотя чего ему это стоило, знают только он сам и боги. Но сейчас, во сне, что-то было не так. Он всей кожей почувствовал чей-то недобрый взгляд, пристально сверливший ему спину. Словно кто-то злой и смертельно опасный внимательно следит за ним, желая причинить вред.

Медленно бродя среди занесённых песком развалин, он собирал дрова для большого поминального костра и выкапывал останки тех, кто не догорел в том, давнем пожаре. Сложив костёр, он поднёс факел, и сложенные дрова заполыхали. В тот же момент что-то заставило его развернуться и выбросить вперёд руку.

В стальной хватке воина забилась огромная кобра, бросившаяся в его спину. Медленно, изо всех сил он сжимал сильные пальцы, зная, что даже одной капли её яда, попавшей на кожу, будет достаточно, чтобы умереть в мучениях. В ответ огромная гадина обвила кольцами руку воина, пытаясь вырваться и яростно сражаясь за каждый глоток воздуха. Но он продолжал сжимать ладонь.

Лин уснула, и ей приснился странный сон. Она снова оказалась в храме Великой Матери. Стоя на коленях перед огромной статуей богини, она медитировала, чтобы послать богине зов и услышать её ответ. Вот она сумела наконец отрешиться от окружающего мира, забыть про лязг оружия и ржание коней, раздававшиеся с улицы, про запах благовоний и тихий треск горящих факелов. Вот её сознание выскользнуло из объятий бренной оболочки и быстро понеслось к яркой синеве неба. Вот теперь она могла обратиться к богине, прося её дать ей силы услышать зов Верховной.

Но вместо сил она вдруг получила странный ответ. Ей явилась сама богиня. Но не такая, какой её представляли себе все амазонки. Не такая, какой её изобразил неизвестный ваятель. Это была женщина. Просто женщина. Без доспехов, оружия и окружения волков. Лин растерялась. Она и не представляла, что Великая Мать Войны может оказаться просто женщиной, которую легко принять за обычную мать семейства.

Высокая, статная. С широкими, словно созданными для деторождения бёдрами, узкой талией, высокой грудью и нежными, мягкими руками, которые должны держать младенца, а не смертоносное оружие. Белая туника, подпоясанная витым золотым пояском, мягкими складками обливала тело богини, не скрывая ни одного из достоинств её фигуры.

С грустной улыбкой, посмотрев на растерянную девушку, богиня вздохнула и произнесла мягким, бархатным голосом:

– Ты удивлена, девочка?

– Прости, Мать. Но я не понимаю. Ведь ты Великая Мать Войны?

– Прежде всего я, как и любая смертная женщина, просто мать. А уж потом Мать Войны. А вообще, глупость это всё. У войны не бывает матери.

– Но как? Почему? – пролепетала Лин.

– Да потому, что любая война – это враг любой матери. На войне гибнут. Гибнут материнские дети. И ни одна мать не станет благословлять войну. Ты многого не знаешь, девочка. Даже твоя Верховная не знает. А исправлять поздно. Вы умудрились переврать и перевернуть с ног на голову всё, чему я когда-то учила своих дочерей. Они выродились. Знаешь, я даже рада твоему отступничеству. Ты единственная, кто за многие годы рискнул плюнуть на все глупые заветы, которых я не давала и решиться связать свою жизнь с мужчиной.