Эльхан Аскеров - Месть амазонки

Выдернув из держателя над дверью факел, он внимательно осмотрел содержимое мешка. В мерцающем свете факела Лин разглядела странной формы недоуздок, моток верёвки и несколько мешочков. Тем временем воин без лишних церемоний принялся в них заглядывать.

Осмотрев, понюхав и даже попробовав на вкус найденные там травы, Тигр сплюнул и, ухватив ближайшего конокрада за шкирку, макнул его головой в поилку для скота, полную дождевой воды. Ответом на это действие стал кашель и хрип запалённой лошади. Убедившись, что конокрад очухался, воин бросил его на землю и, наступив сапогом на живот, мрачно спросил:

– Ну и какой сын шелудивого верблюда надоумил вас украсть моего коня?

– Мы ничего не крали, – прохрипел конокрад, – просто от дождя в конюшне прятались.

– Ага, так я тебе и поверил, – усмехнулся Тигр. – Я в вашем мешке уже порылся. С тем набором, что я там нашёл, вас смело можно сдавать стражникам как настоящих конокрадов. И не говори мне, что у вас денег не было, чтобы дождь в харчевне переждать, – добавил он, ловко обыскивая лежащего.

Воин оказался прав. Щегольской кошелёк конокрада выдал целую пригоршню серебра. Передав деньги подруге, Тигр снова придавил конокрада к земле и задал следующий вопрос.

– Так ты говоришь, что в конюшню погреться зашёл? А зачем тебе тогда нужно было коня из денника выпускать?

– Не выпускали мы его! – попытался возмутиться конокрад. – Он сам вышел и на нас бросаться начал.

– Вот как? Не выпускали значит? А хочешь я расскажу тебе, как на самом деле всё было? – склонился к лежащему воин, зловеще поигрывая кинжалом. – Вы решили выкрасть моего коня, но, зная, что это боевой жеребец, как следует подготовились. Взяли сушёную белладонну, маковую солому и даже шипы недоуздка цикутой смазали.

Понимаешь, Огонёк, если развести в воде белладонну, или добавить в сено маковой соломы, то съевшая или выпившая это лошадь будет полусонной. Вялой. Тогда можно будет на неё недоуздок надеть и тащить за собой куда угодно. Она даже ржать не будет. Шипы с цикутой в морду упираются. Больно. А цикута ещё дурману прибавляет. Так и уводят. Только они не знали, что я своего коня овсом кормлю, а ведро с водой, всегда в дальний угол денника ставлю.

Не хотели они к боевому жеребцу в денник лезть. Вот и решили выпустить. Побродит конь по закрытой конюшне и обратно в денник на солому вернётся. А они тем временем успеют в воду своей дряни насыпать. Да не учли ребятки, что боевой конь рядом с собой посторонних не терпит. И только хозяина слушает. Вышел Сапсан и того первым приложил. А этих в угол загнал. Там я их и нашёл.

– Похоже, ты и сам этим делом промышлял, – мрачно отозвался конокрад.

– Нет. Я с самого детства коней водил. Наших скакунов по всей степи знали. И коня этого я вырастил сам. Один. Кто вас послал? Чьи слуги?

– Конюхи городского головы, – мрачно ответил конокрад. – Убьёшь нас, сам на плахе окажешься.

– Врёшь. Сынок его вас послал. А сам голова и знать про это ничего не знает, – усмехнулся в ответ Тигр.

– Колдун ты, что ли? – растерянно спросил конюх. – Говоришь так, словно сам всё своими глазами видел.

– Дурак, – презрительно бросил Тигр. – Про коневодство я тебе уже сказал, а про то, что сынок головы вас послал, догадаться не сложно. Он уже пытался этого коня купить. А когда не получилось, убить меня попытался, за что и был собственным эстоком выпорот. Не сложно два и два сложить.

– Что с ними делать будем? – задумчиво спросила Лин.

– Обыщи остальных. Сейчас свяжу и запру в сарае до утра. А там посмотрим.

– Лучше отпусти нас добром. Хозяин всё равно узнает, что ты сделал, – попытался напугать его конюх.

– А какой резон мне вас отпускать? Один всё равно мёртв. Мой конь шутить не умеет. Что за одного, что за трёх ответ держать, без разницы. Только одно дело, если я один говорю, а совсем другое, если трое мне возражают. Как думаешь? – криво усмехнулся воин.

– Всё равно след от твоего кинжала останется, – привёл последний аргумент конокрад.

– Ну с этим ещё проще, – усмехнулся в ответ Тигр и, ухватив конокрада за голову, одним движением свернул ему шею.

– Решил не церемониться? – мрачно спросила Лин.

– Надоело мне оглядываться и всех опасаться. Теперь пусть меня боятся. Не отстанут, оставлю без городского головы, – мрачно отозвался Тигр, подходя ко второму конокраду.

Свернув шею так и не пришедшему в себя конюху, Тигр быстро обыскал тело и, передав всё найденное подруге, задумчиво оглядел двор. Бросив быстрый взгляд на тела, он чуть усмехнулся, и решительно вернув факел на место, подошёл к конокраду, погибшему первым.

– Ты что задумал? – насторожилась Лин.

– Хочу убрать эту падаль со двора. Санти болеет, и держать их в сарае долго нельзя. Вонять начнут. Выброшу в переулок, пусть городская стража себе головы ломает, как они там оказались.

– Потому ты и кошельки срезал? – догадалась Лин.

– Угу, – с усмешкой кивнул Тигр. – Пусть думают, что их просто ограбили.

– А если про это ночной король узнает? – с сомнением спросила Лин.

– Как? В городе посторонних много.

– Ну как знаешь, – вздохнула Лин, понимая, что спорить с ним бесполезно.

Кивнув в ответ, воин закинул тело на плечо и, воспользовавшись тенью набежавшей тучи, одним рывком перемахнул через забор.

Сразу за задним двором харчевни начинался длинный пустырь, на который с нескольких сторон выходили четыре переулка. Узкие, как собачий лаз, зажатые с боков глинобитными стенами скособоченных домов, они больше напоминали грязные кишки, брошенные на землю за ненадобностью.

Внимательно осматриваясь и прислушиваясь, воин перенёс все тела в самый дальний переулок и, впервые за много дней порадовавшись вновь начавшемуся дождю, вернулся в харчевню. Тщательно отмыв сапоги и кожаные штаны, Тигр проскользнул в свою комнату.

Той же ночью в одном из подвалов королевского дворца человек среднего роста с тщательно ухоженными волосами и руками неожиданно вздрогнул и очнулся от транса, навеваемого сладковатым дымом порошка серого лотоса. В подземелье было жарко и влажно. Жар источали несколько десятков жаровен, расставленных по периметру огромного зала. По стенам подземелья медленно стекали крупные капли влаги, словно сами стены плакали, понимая, какие ужасы им приходится скрывать.

Обнажённое тело мужчины лоснилось от пота. Набедренная повязка намокла и неприятно липла к телу, но он не замечал этого. Устремив в стену невидящий взгляд, мужчина судорожно вздохнул и, утерев лицо дрожащей рукой, тихо прошептал:

– Как такое могло случиться? Кто посмел убить посланца Великого Нага?

Не найдя ответов на свои вопросы, мужчина медленно поднялся и подошёл к огромной статуе, изображавшей змею, раздувшую капюшон. Упав на колени, мужчина воздел руки и громко воскликнул, глядя в огненные рубины, вставленные в глазницы статуи: