Софья Ролдугина - Белая тетрадь

И что, шатт даккар, мне делать со своей идиотской влюбленностью?!

— Ничего, — коротко ответил Максимилиан. — Я привык, что меня все любят. Это нормально.

Ноги у меня окаменели, и я, как в старые добрые времена, по инерции полетела на асфальт. Вампир среагировал мгновенно, разворачиваясь и ловя меня у самой поверхности. Пребывая в состоянии шока, я не сопротивлялась, когда он ставил меня на ноги и отряхивал одежду от осевшей пыли. Он уже отворачивался, когда ко мне вернулся дар речи.

— Ты… Ты читал мои мысли!!! — слезы бессильной ярости заструились по лицу.

— Читал, — спокойно согласился вампир. — Напомню тебе, что я делаю это постоянно. Не понимаю, что тебя так расстроило.

— И ты…

Князь устало вздохнул, ненавязчиво поддерживая меня под руку, чтобы я еще раз не навернулась. Искоса взглянул на меня и продолжил:

— Я все время откладывал этот разговор, но, видимо, зря. Следовало с самого начала расставить все по своим местам. Но я слишком дорожил твоим отношением — искренним, непредвзятым, непосредственным. Знаешь, это ужасно приятно, когда тебя оценивают исходя не из сложившихся стереотипов, а из собственных впечатлений.

Максимилиан вскользь провел мне рукой по лицу. Задумчиво коснулся языком кончиков пальцев, пробуя слезы на вкус.

— Но все же есть вещи, изменить которые нельзя. Да, можно самому забыть о них, заставить забыть и других тоже. Можно притвориться… надеть маску, как ты говоришь. Но правда от этого никуда не денется.

Я еле волочила ноги, пытаясь понять, к чему он клонит. Получалось плохо. Но под воздействием глубокого, спокойного голоса тугой комок в горле, не дававший дышать, начал постепенно рассеиваться. Да что со мной такое? Я вроде не была склонна к истерикам по поводу и без.

— …А правда такова: я вампир. Шакаи-ар. Это не национальность и не род деятельности, малыш, — он улыбнулся, виновато и скованно. — Я принадлежу к принципиально иной расе. И то, что для меня естественно, для тебя может показаться отвратительным и даже страшным.

— Максимилиан, может, ты и телепат, но я-то нет, — прервала я его. — Говори прямо, или не говори вообще. При чем здесь расовые различия?

— При всем. Ты злишься на меня за то, что я влез в твои мысли. Но, прости меня, я из них и не вылезал, — рука соскользнула на талию. — С тех пор, как мы покинули Зеленый, я находился в постоянном контакте с твоим сознанием. И для меня это естественно. Я не понимаю, почему люди считают свои мысли чем-то сокровенным. Вроде как перед собой не стыдно, а перед другими — стыдно. И, если честно, я был бы совсем не против, если бы кто-то сейчас читал меня. Я немного соскучился по этому чувству… Вот тебе и первое отличие.

Я внутренне похолодела, вспоминая свои ощущения от попадания в крылья. Нет, я, конечно, всегда знала, что он меня читает, но это знание было подсознательным и ненавязчивым. Сейчас же горячая волна стыда залила краской лицо.

— И все же не вполне понимаю, при чем здесь моя…влюбленность, — я с трудом заставила себя произнести это вслух.

Князь почему-то избегал встречаться со мной взглядом.

— Твоя «влюбленность», как ты говоришь, имеет вполне определенные причины. Ты была права, когда предполагала, что я пытаюсь тебя охмурить. Только вот причины не вполне политические. И отсюда — второе отличие. Дело в том, что мне нужна эмоциональная «подзарядка». Постоянно. А способов получить нужный накал чувств не так уж много.

— Я помню, — усмехнулась я. — Ударить, напугать, поцеловать. Так ты говорил, когда объяснял механизмы утоления вашего голода? Что ж, спасибо, что решил не калечить.

Значит, я для него просто батарейка. Источник питания. Причем и в прямом, и в переносном смысле. Я нервно хихикнула. Вампир вскинулся.

— Нет. Не просто батарейка. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Ты дорога мне не только как источник нужных эмоций. Просто для меня… для нас, — поправился он. — … это значит нечто иное, чем для людей. И любовь в том числе. Я не уверен, что способен на это чувство… в человеческом понимании.

— Можно подумать, я надеялась на взаимность, — проворчала я. Как ни странно, от его нелепых и обидных признаний мне стало лучше.

— Надеялась, — усмехнулся вампир. — Боялась себе признаться, но втайне надеялась. И я не мог не счесть это для себя полезным.

— Вот зараза! — вспылила я, стряхивая с талии уже не столько поддерживающую, сколько обнимающую руку. — То ты нарочно говоришь гадости, то сочувствуешь, то я тебе дорога, то ты меня используешь… Да ты хоть когда-нибудь бываешь искренен?

— Я всегда искренен, — улыбнулся князь, притягивая меня обратно. — Просто я так устроен. И это — отличие номер три. Играю на нервах, держу в напряжении, довожу до нервного срыва. А когда получаю то, чего хочу, раскаиваюсь в своем поведении и стремлюсь загладить вину.

— Ты просто не умеешь держать себя в руках, — возразила я, опираясь на плечо. Обида обидой, но в третий раз уклоняться от объятий, против которых я, в принципе, ничего не имела, было откровенным лицемерием. Особенно если учесть, что обнимал меня эмпат. — Всем нам иногда хочется сказать что-то лишнее, хлопнуть дверью или довести до слез. Не со зла, а просто так, из спортивного интереса, получится — нет.

— Но люди могут сдержаться. А я — нет, — просто ответил Максимилиан.

— Что, все так серьезно?

Он рассеянно кивнул, снова отводя взгляд. Я помялась, но все-таки задала вопрос вслух:

— Скажи, Максимилиан… А это твое… то есть ваше свойство… В общем, ты когда-нибудь жалел, что ты такой… несдержанный?

— Дело не в несдержанности или самоконтроле! — он посмотрел на меня с такой мукой в глазах, что я невольно подалась вперед. Пальцы сжались почти до боли. "Наверно, синяки будут", — невольно подумала я. — Малыш… Ты не понимаешь, да и не можешь понять… О какой «сдержанности» может идти речь, если я двое суток пытал своего единственного друга только потому, что моя жертва на охоте умерла слишком быстро и я остался голоден? А он… — голос сорвался на хрип. — Ты представляешь, когда я пришел в себя и понял что натворил, он улыбнулся и сказал — бывает. И среди… наших… это считается нормальным. Нормальным…

Только увидев ужас в моих глазах, Максимилиан осекся и робко провел ладонью по щеке.

— Теперь ты понимаешь, малыш? — тихо почти шепотом.

— Ты говорил сейчас о Тантаэ? — спросила я, уходя от ответа. — О том времени, когда вы жили в замке вдвоем?

— Да.

Я потерла виски, избавляясь от ощущения неподъемной тяжести. Было почему-то ужасно грустно.

— Знаешь, после того, что ты сейчас рассказал, я уже никогда не смогу тебя осуждать или злиться за плохое поведение. Да и любого другого вампира тоже, честно говоря… — неохотно призналась я. А, ладно. Не скажу вслух, так в мыслях прочитает.