Роберт Стоун - Цена заклятия

И теперь Тейлор очень старался сойти за торговца специями из Гатони, зная, что самый важный фактор для него — время.

Тейлор с удивлением услышал стук в дверь. Он вскочил с койки, чуть не ударившись головой о низкий потолок, и осторожно отодвинул засов. В дверном проеме стоял капитан Торм.

— Капитан, — пробормотал Тейлор, старательно имитируя гатонский акцент. — Я польщен. — Он распахнул дверь и пригласил капитана войти. — Чему я обязан удовольствием вашего визита?

По правде говоря, Тейлор не испытывал ни малейшей радости от прихода капитана. Черты лица Торма казались даже жестче, чем накрахмаленные складки его формы.

— Брат Пасс, — начал капитан, используя гатонское обращение, применяемое к человеку, стоящему на той же ступени социальной лестницы, вам будет приятно узнать, что через несколько минут мы поднимем якорь и отправимся в плавание.

Тейлор слегка поклонился в знак того, что он принял этот факт к сведению.

— Если мы вот-вот отправимся в путь, — вежливо проговорил он, — я не буду отнимать вашего драгоценного времени больше, чем это необходимо, чтобы поблагодарить вас за это сообщение.

— Ваша речь учтива, — прогудел Торм откуда-то из глубин своей густой бороды. Он странно взглянул на Тейлора. — Но вам, несомненно, известно, что из гавани наш корабль выводит местный лоцман. Только когда мы окажемся в глубоких морских водах, он вернется на свой катер, а я поднимусь на мостик «Грампуса».

Тейлор дружески улыбнулся, признаться честно, улыбка далась ему нелегко, принимая во внимание его досаду. Он намеревался встречаться с гатонским капитаном как можно реже, чтобы тот не догадался о том, что они отнюдь не соотечественники. Однако капитан, по всей видимости, счел его единственным человеком на судне, равным по социальному положению, и в связи с этим будет всячески искать общества «брата Пасса».

Но сейчас самой неотложной проблемой Тейлора было найти оправдание полному отсутствию мореходного опыта.

— Как я вам говорил, когда нанимал ваш корабль, брат Торм, это первая попытка моей семьи включиться в заморскую торговлю. До сих пор наши скромные успехи ограничивались караванными путями на север.

Торм серьезно кивнул, принимая объяснение Тейлора.

— Тогда я должен вас предупредить, — сказал старый моряк, — что мы плывем на юг, преодолевая очень сильное экваториальное течение. Новички в мореплавании часто страдают от бурного моря на этом пути. Будьте готовы к этому.

— Очень вам благодарен. Надеюсь, мой желудок окажется пригодным для плавания.

— На все воля Божья, — заключил Торм.

— Если Бог даст, — согласился Тейлор. Казалось, капитану понравилась серьезность его ответа.

— Я пришел к вам, — объяснил он, — просить вас пожаловать в мою каюту. По обычаю, мы начинаем каждое плавание молитвой.

— Для меня будет большой честью присоединиться к вам для выполнения вашего священного обычая, — отвечал Тейлор. — Но мне нужно некоторое время. — Он указал на свою старую поношенную одежду, и Торм понимающе кивнул.

— Жду вас через несколько минут, — сказал он и вышел.

Тейлор вздохнул, когда дверь за капитаном закрылась, и, безмолвно чертыхаясь, принялся переворачивать свои сумки в поисках парадного одеяния, которое он захватил на такой случай. Идти к Торму было последней вещью, которую ему хотелось делать, но выхода не оставалось, — придется преклонить колени вместе с капитаном в знак уважения к уродливому гатонскому богу.

Тейлору могла дорого обойтись попытка сойти за уроженца Гатони, но, к счастью, гатонская молитва всегда проходит в полной тишине. Гатонцы проводили молчаливые коленопреклоненные бдения, периодически отвешивая поклоны и утыкаясь лбом в пол. Он читал гатонское Евангелие и поэтому в самых общих чертах представлял себе религиозные догматы этой страны, во всяком случае, этого оказалось достаточно для того, чтобы сойти за северного купца, совершающего первое морское путешествие, компенсируя недостаток набожности избытком энтузиазма в области груза специй, которые он перевозил.

После молитвы капитан Торм пригласил брата Пасса пообедать с ним, и Тейлор использовал эту возможность, дабы наилучшим образом продемонстрировать ограниченность и некоторую алчность своей купеческой натуры. Проигнорировав явное желание капитана затеять серьезный богословский диспут, Тейлор начал многословно распространяться о куркуме и кориандре и занимался этим до тех пор, пока мрачный капитан полностью не потерял всякий интерес к брату Пассу. После этого Тейлору удалось манкировать многими из молитвенных собраний, происходивших два раза в день, — он закрылся в своей каюте, сославшись на морскую болезнь. Впрочем, последняя причина не потребовала от него никакого притворства. В течение первых трех суток непрерывная то бортовая, то килевая качка с должной интенсивностью переворачивала все содержимое желудка несчастного Тейлора вверх дном, и не единожды ему приходилось пулей выскакивать из каюты и перегибаться через поручни.

Судно двигалось вперед довольно медленно, «Грампус» был вынужден бороться и с течением, и со встречными ветрами. Пока Тейлор, мучимый морской болезнью, болтался на своей койке, темные деревянные стены каюты, казалось, сдвигались теснее, грозя задушить его. Приступы тошноты сменялись тяжелым сном, таким же беспокойным, как плавание «Грампуса», а затем вновь наступал период мучительного бодрствования. На третью ночь ему приснилась каюта капитана Торма, в которой происходила церемония, обязательная перед отплытием корабля. Это был древний ритуал, в ходе которого капитан корабля взял горсть черной гатонской земли из маленького ящика и разбросал ее по полу каюты, тем самым моля своего Бога сделать корабль таким же безопасным, как их бесценная родная земля. В своем сновидении Тейлор увидел, как земля с удивительной плавностью сыплется из загорелой руки Торма и медленно летит вниз, но падает не на деревянный пол, а на мертвое, изуродованное лицо Кермана Эша и прилипает к его холодной коже. А затем, сквозь сомкнутые губы, Торм начинает читать чалдианские погребальные молитвы.

На четвертый день Тейлор решил выйти на палубу. Он чувствовал, что морская болезнь начинает понемногу отпускать его, и захотел проведать Кристалла. К тому же он подозревал, что дальнейшее добровольное заточение в каюте просто сведет его с ума. Он спал так беспорядочно, что не имел теперь ни малейшего представления о времени, и, выйдя на солнечный свет, с удивлением обнаружил, что уже почти полдень. Он повернул к загородке для коня, и тут с верхушки мачты раздался хриплый крик впередсмотрящего:

— Зубы прямо по борту!