Сергей Ковалев - Котт в сапогах. Конкистадор.

Я рассмеялся.

—Ты почти угадал. Глупость Андре незаразна, но ей можно научиться. Я смотрю на нашего короля и учусь у него.

— У него? Учишься?

— Именно. Ты бы тоже присмотрелся к нему — глядишь, что-то поймешь. А пока тебе от твоей мудрости одни неприятности. Что называется, горе от ума.

Оставив Моргана размышлять над этими словами, я отправился в трюм проведать Иголку. Лошади уже были в курсе случившегося — Транквилл постарался. Иголка, как и подобает истинному солдату удачи, восприняла известие философски. А вот братьев дестриэ новость просто подкосила. Максимилиан и Артур как-то разом съежились и заметно скисли.

— Боятся, что вы их съедите,— хмыкнула Иголка.— Идиоты.

— Я?!

— Ну не вы лично, а люди. Наслушались рассказов о том, как во время крестовых походов рыцари от голода своих коней съедали, вот и трясутся. Особенно опасаются его величества.

— Просто они — придворные кони и сроду в переделках не были. Ты бы успокоила их!

— А я и успокоила,— гордо тряхнула гривой лошадь.— Объяснила, что это не Палестина, это океан.

Здесь мы все раньше умрем от жажды, чем от голода. Но они почему-то расстроились еще больше.

— Умеешь ты найти нужные слова.— Я повернулся к остальным лошадям: — Эй, послушайте! Вы совершенно напрасно паникуете. Мы ищем выход и, разумеется, найдем его. Я уверен в этом.

Тут люк распахнулся, и на трапе возникла громадная фигура Андрэ. В руке гигант сжимал топор:

— Капитан, вот вы где! А я уж начал беспокоиться, не бросились ли вы от отчаяния за борт!

— Ну что за глупости тебе в голову лезут!

— Ага! Я тоже себе потом сказал — глупости какие! Вы ни за что топиться не стали бы! Коты воду ужас как не любят!

— Иезус Мария! Ладно... Ты зачем меня искал-то?

— А? А! У Архимеда появилась идея, как нам спастись! Хочет со всеми поделиться. Пойдемте... А! Только нам еще понадобится конь!

Я вздрогнул от сдвоенного глухого удара за спиной — Максимилиан и Артур дружно упали в обморок.

— Чего это они?

— Да так... — замялся я.— А зачем тебе конь?

— Эт не мне, эт Архимеду. Говорю же, придумал он что-то, только пока не говорит,— развел руками Андрэ.— Он там что-то в своей книжечке корябает, а меня послал коня обмерить.

— А топор тебе зачем?

— Дык а чего? Я с детства привык топором все мерить. Удобно — один раз топор померил, и он у тебя всегда под рукой! В этом вот ровно четыре фута и два дюйма.

— Ох, уволь меня от воспоминаний детства! Me ряй что ты там хотел, да пойдем послушаем, что Архимед придумал!

— Дык это... а как же я его померяю теперь? — развел руками Андрэ.— Архимед сказал — померить самого большого коня — сколько он высотой, когда стоит. А они оба лежат!

Я застонал сквозь зубы.

— Померяй лежащего, и идем!

Видимо, Андрэ что-то такое прочел в моих глазах, потому как молча бросился к бесчувственному Максимилиану и споро померил его от копыт до холки и от ноздрей до основания хвоста.

— Готово, господин капитан!

— Ну так чего стоишь? — Мне не терпелось узнать, что же придумал изобретатель. В сложившейся ситуации вполне простительное чувство, я считаю.— Пошли быстрее!

На палубе собралась уже вся наша «команда». Архимед записал результаты измерений, сделанных Андрэ, и надолго погрузился в какие-то вычисления. Мы в почтительном молчании наблюдали за процессом — не каждый день удается посмотреть на настоящего изобретателя за работой. Особенный же пиетет внушал тот факт, что от результатов зависела наша жизнь.

— Хорошо! Очень хорошо! — Архимед поднял глаза от расчетов и довольно улыбнулся.— Я уверен, что это сработает!

— Что — это? Ну же, не тяните!

— Вот!

Изобретатель торжественно развернул свою книжечку для записей страницами к нам.

— Э-э-эм... Несомненно, это очень интересно,—

промямлил я.— Но я понятия не имею, что значат все эти закорючки.

— Это не закорючки, безграмотное вы животное! Это формулы! — обиделся Архимед.— Здесь выведено доказательство того, что моя идея реализуема!

—А за животное можно и когтями по физиономии!

— Я рассматриваю все явления с точки зрения науки! — надменно вздернул бровь изобретатель.— Вы являетесь котом, а коты и кошки — животные. То, что вы умеете говорить, еще не делает вас человеком! Что лишний раз подтверждается тем обстоятельством, что грамота вам недоступна.

— Ах ты... ты... — Я задохнулся от гнева.

— Спокойно, спокойно! — Коллет бесцеремонно ухватила меня за шиворот и тем спасла наглеца от немедленной расправы.— Архимед, вы ошибаетесь относительно Конрада! Он вовсе не от рождения кот, он и человеком был не особо грамотным.

— Спасибо, Коллет! — ядовито прошипел я.— Умеешь найти доброе слово для старого друга!

— Я всего лишь хочу, чтобы вы отложили выяснение отношений до более благоприятных времен. Кстати, я тоже не понимаю смысла вашего изобретения. Судя по формулам, вы высчитали скорость, которую приобретет корабль, если колеса будут вращаться с определенным усилием. Но где вы возьмете источник этого усилия?

— О! Так ведь это самое простое! Источник всю дорогу находился у нас под ногами!

Запись в путевом дневнике Конрада фон Котта

от 2 сентября 16... г. от Р. X.

Чуть не погубив нас своей чрезмерной приверженностью к точным цифрам, Архимед же и нашел гениальное решение, спасшее нас в этой — казавшейся безнадежной — ситуации.

Примечание на полях. Ну насчет гениального решения — это, конечно, гипербола.

— Это неслыханный позор! Злая насмешка над моей благородной кровью!

— Не вижу никакого позора,— пожал я плечами.---Работа как работа.

— Вот именно! Работа! Капитан, вы, простите за дерзость, рассуждаете как простолюдин! Дворянин не должен осквернять себя работой! Тем более такой низкой!

— Да что в ней такого низкого-то?

— Вам не понять, вы не конь! — всхлипнул Максимилиан.— Крутить колесо — работа для ишаков, мулов и деревенских кляч! А я... а мы с братом — рыцарские кони!

Я дождался, пока Максимилиан пройдет круг и вновь окажется мордой ко мне, и попытался его утешить:

— Знаешь, один из моих родственников по материнской линии подался в монахи. И, надо признать, он просто создан был для этой стези. Даже в детстве он отличался прямо-таки нездоровой богобоязненностью — ни разу не лазил с нами по чужим садам, не кидал камнями в бродячих музыкантов и вообще не врал, за что, помнится, мы его сильно не любили и регулярно устраивали ему «темную». Так что самое место ему было в келье. Однако, при всей своей набожности, одержим он был одной страстью, которая, впрочем, у всех фон Коттов является семейной чертой, почти семейным проклятием. Я имею в виду наличие некой метафизической субстанции, не дающей представителям нашего рода подолгу пребывать в покое. Говоря по-простому, имелось у него наше родовое «шило в заднице». А потому, вместо того чтобы спокойно жить-поживать в каком-нибудь монастыре, подался мой родственник в миссионеры. Долго о нем не было ни слуху ни духу, а потом как-то довелось мне встретить его в Риме, где я сопровождал одного вельможу и куда мой родственник прибыл по личному приглашению папы. Да-да, представь себе — труды его по обращению туземцев в христианство были столь высоко оценены, что о нем даже узнал Святой престол. Так вот, засиделись мы с ним тогда в траттории основательно, и родственник мой слегка расслабился от нежного итальянского вина. И, расслабившись, продемонстрировал мне, что скрывали рукава и ворот его рясы.