Кэтрин Фишер - Тайна подземного королевства

Роберт не слушал его. Он не мог отвести глаз от журавлиного мешка — тот сам собой развернулся, раскрылся, вырос в маленькую кожаную лодочку, а завязка превратилась в веревку, протянувшуюся по воде.

Вязель ухватился за веревку, подтянул лодку к себе; притащил из леса длинную прямую ветку, оборвал с нее листья, сделал шест. Потом ступил в лодку, протянул руку Роберту.

Юноша поднял глаза на каэр, потом взялся за прохладную руку поэта, шагнул в лодку. Она опасно закачалась, и он поспешно сел.

Вязель оттолкнулся от берега и, настороженно вглядываясь в подернутую дымкой воду, направил лодку по кристально чистому озеру.

Король вскочил из раковины. Ничего не сказал. Оба прислушались.

Голос доносился из неведомого далека. Хлоя чувствовала, как он бесчисленными эхо, смутными шепотами прокатывается по коридорам. Казалось, весь Спиральный Замок превратился в одно огромное ухо, скрученное из тонких витых косточек, а она заперта в самом его центре. Голос отца был огромен. Слова тоже казались непомерно большими, как будто то ли сама она стала крохотной былинкой, то ли весь мир разросся до исполинских размеров, и она уже никогда больше не дорастет до подобающей величины.

— Сделай, чтобы они замолчали, — прошептала она.

Король под маской нахмурился.

— Не могу! Я же сказал, эти трое открыли между нашими мирами скважину, она называется Даркхендж.

— И при чем здесь мой папа? — Она обернулась к нему. — У него голос расстроенный. Он чем-то… напуган.

Король сердито побарабанил пальцами по гладкой раковине.

— Наверное, есть отчего. Он, должно быть, скучает по тебе.

Она шагнула вперед.

— Я хочу увидеть его. Пусти.

— Не могу.

— Точнее, не хочешь?

— Не могу, Хлоя! Я не знаю, как это сделать.

Она зажала уши руками.

— Тогда сделай так, чтобы он замолчал! Я не хочу слышать его, если не могу ответить!

Вязель тихо рассмеялся. Опустился на колени перед входом, перевернул свой мешок из журавлиной кожи — и из него посыпались лесные орехи, желуди, каштаны, ягоды, терновник. Они потоками сыпались на землю, как будто мешок был всё еще огромным; их было гораздо больше, чем он мог вместить.

Присев рядом с ним, Роберт заглянул в витую морскую раковину.

— Что дальше?

— Будем спускаться.

Поэт туго затянул веревку, перекинул мешок через плечо, спрятал его под темную куртку. Спустился на три шага — семена катились у него под ногами, раздавливались. Вязель поднял голову — глаза у него были темные.

— Будь наготове. Они нас ждут.

Король ничего не сказал; обернувшись к нему, Хлоя увидела, что он стоит в накренившемся дверном проеме, а в коридоре слышится какой-то шорох. Странный звук тихим шелестом катился по длинному винтовому спуску. Она опустила руки, подбежала к нему, и звук словно бы вырос в размере, теперь он грохотал, как будто по коридору прямо к залу катился огромный валун, как будто на них была готова обрушиться и похоронить под собой обоих неудержимая каменная лавина.

— Что это? — закричала она.

Он схватил ее за руку, притянул к себе.

— Они всё еще гонятся за нами! Уже пересекли озеро.

Раздался последний, оглушительный грохот, и предмет, издававший его, ворвался в зал, прокатился по гладкому перламутровому полу и остановился в считанных дюймах от Хлои.

Она опустила глаза. Огромный валун? Ничего подобного.

У ее ног лежало крошечное черное семечко.

Только что позвонил Дэн. Он взял у матери машину и едет по холмам. О Роберте ни слуху ни духу. Джон уже охрип от разговоров, но сейчас, слава богу, приехала Кэти. Она вбежала мокрая от дождя, в том самом голубом плаще; и тут на мониторах появился всплеск.

Крохотный круглый бугорок на плавной линии мозговых волн.

Я подошел к окну. С деревьев на подоконник падали капли. Я прислонился лбом к холодному стеклу.

В отражениях я увидел, что по коридору идет Роза.

Не знаю, что происходит в головах у людей. Всегда старался понять. Но разум выставляет перед незваными гостями слишком много преград, слишком много лабиринтов.

Слишком много масок.

Король перепугался. Вцепился в ее руку. — Останови их. Они растут. Лес растет, — шептал он. — Хлоя, останови их!

Как она может их остановить?

Из каждого семечка вырастал побег. Прямо у нее на глазах лопнул желудь, выпустил белый корешок, тот впился в гладкую поверхность раковины, разломил ее, в воздухе развернулся тонкий зеленый побег. Они росли с невероятной быстротой. Ростки всех размеров, всевозможных видов взметались вверх, стучали по полу, раскалывали его на покосившиеся плиты. Она оттащила Короля.

— Деревья не причинят тебе вреда!

— Они нападут. Они наши враги.

— Твои враги, — поправила она. Ей приходилось кричать, чтобы перекрыть треск ломающихся стен, шорох листьев. Самые проворные из деревьев уже доросли до потолка; содрогнувшись всеми своими могучими створками, гладкая перламутровая раковина развалилась на куски. Посыпались осколки, острые как стекло.

— Нам конец, — пробормотал он. — Отсюда нет выхода. Тебе придется уйти с ними. — Он отступил на шаг, подальше от нее, обхватил себя руками. — Иди, Хлоя. Оставь меня здесь.

Она сердито фыркнула, заправила за ухо выбившуюся прядь.

— Я тебя не брошу.

Его карие глаза в изумлении воззрились на нее.

— Никто и никогда, — твердо заявила она, — больше не станет обращаться со мной как с маленькой девочкой.

— Но мы в ловушке!

— Чушь! — Она скользнула назад, туда, где под ветвями пробивались тонкие стволы. — Всё это — ненастоящее. На самом деле этого не происходит. Здесь Потусторонний мир. Мы можем изменить всё, что захотим.

Он вцепился в ее руку.

— Я не могу. А ты, наверно, сможешь.

— Я?

— Хлоя, скорее! Я их уже слышу.

Она тоже слышала. У них под ногами хрустели, раскалываясь, семена; незваные гости мчались вниз по винтовой галерее — две тени, уже выросшие до громадных размеров, искаженные кривизной перламутровых стен.

— Дай твою маску, — велела она.

— Что?

— Маску дай! — Она подошла, протянула руку; он не подпустил ее. Его рука была холодная, мокрая от пота. Дрожа, он снял маску из буковой коры и протянул ей; под ней оказалась другая, из ветвей омелы с красными ягодами, похожая на ту, какую она надевала когда-то на рождественский утренник.

— Так. Теперь встань сзади меня.

Она надела маску. Та была теплая; буковая кора царапала щеки и лоб, терпкий смолистый запах щекотал ноздри, и ей почудилось, будто она выглядывает из самой сердцевины дерева. Кора окутала ее, замкнула внутри, превратила в дриаду, в существо из прутиков и корней. Хлоя отступила в тень, охваченная внезапным убеждением, что если стоять тихо, не издавая ни звука, то ее никто не заметит. И если не произносить ни слова. Потому что деревья не знают слов.