Кэтрин Фишер - Тайна подземного королевства

Следуя ее примеру, Король глубоко забился в молодую поросль омелы. Она и сама едва различала его там.

Она еле осмеливалась дышать — коротко, испуганно.

Шаги в спиральном туннеле стремительно приближались. Тени росли, потом остановились.

Из-за угла появилась рука, тонкая, с тремя ожогами на тыльной стороне.

И Хлоя увидела ее обладателя.

Вязель настороженно остановился у подножия винтовой галереи. В жемчужном свете его лицо казалось совершенно белым, на лбу отчетливо проступал шрам. Он широко раскинул руки, преграждая Роберту путь.

— Погоди. Что-то не так.

Через его плечо Роберт увидел комнату, полную деревьев. Они стояли так тесно, что раскололи стены, пробили потолок и всё еще продолжали расти. Скрипели от натуги сдавленные ветви; кое-где сверху пробивались мерцающие столбы лунного света. Дождем сеялась пыль, легкая, как яичная скорлупа, потом посыпались обломки белого мела, земля.

— Крыша вот-вот рухнет, — прошептал Роберт. И добавил: — Где они?

— Здесь, внутри, — шепотом ответил Вязель. — Оба.

Он осторожно вошел в зал. Протянул руку, изуродованную шрамами, коснулся ближайшего дерева, ощупал кору, пыльную зелень лишайников. Поднял глаза.

— Позови ее, Роберт. Позови по имени.

Хлоя, скрытая под маской, не сумела сдержать изумленного возгласа.

Позади человека в темной куртке стоял юноша. Волосы у него были забрызганы грязью, лицо в пятнах от лишайников. Дорогая зеленая куртка и джинсы изорвались в клочья. Но она узнала его.

Он отвернулся от нее.

— Хлоя! Это я, Роберт! Не бойся, мы здесь! Он ничего тебе не сделает! Мы заберем тебя отсюда.

Она не сдвинулась с места. Не смогла. Ей казалось, она пустила корни, вросла в землю, превратилась в глупую, безмолвную деревяшку. Ее испуганный взгляд переместился на Короля, но она разглядела лишь маску из омелы. А сквозь прорези для глаз виднелись только едва различимые отблески. Она понимала — он следит за ней. И надо было сделать всего лишь одно — заговорить. Произнести одно-единственное слово.

— Они ушли! — Голос Роберта был полон боли, но Вязель не сдвинулся с места.

— Нет, Роберт, не так. — Он скинул с плеча журавлиный мешок, покопался в нем, достал тонкую ореховую палочку и пошел сквозь чащу, прикасаясь к каждому дереву по очереди.

— Была бы она здесь — ответила бы, — сердито откликнулся Роберт. Но у него у самого в душе поселился холодный ужас неверия. А что, если это правда, что, если она и в самом деле ненавидит его, если именно из-за него-то она и не хочет возвращаться? На миг он увидел ее такой, какая она была в эти три месяца, распростертой на больничной кровати, а потом — на качелях в саду, когда она была маленькой, лет четырех или пяти, прелестной девочкой, с пухленькими ладошками, с крохотными пальчиками.

Это было невыносимо; он кинулся вслед за Вязелем.

И налетел на что-то мягкое.

Палочка поэта коснулась дерева — и оказалось, что это вовсе и не дерево, а девочка в коричневом платье, шлейф которого тянулся по полу. Волосы у нее были длинные, на лице — маска из шелушащейся буковой коры; ногти острые, ярко накрашенные, на ладонях хной нарисованы силуэты листьев. На миг она показалась ему ожившим персонажем из легенды, но потом он понял, что это Хлоя, и из груди вырвался громкий вздох облегчения. Но едва он обнял девочку, она отпрянула.

— Хлоя! Это я, Роберт!

— Я прекрасно знаю, кто ты такой. — Ее ровный голос обжигал душу.

Он в ужасе отскочил.

— Роберт, не прикасайся ко мне, — сердито огрызнулась она. — Не хочу видеть тебя здесь. Никто тебя не звал. — Она сложила руки на груди, как будто с трудом сдерживала ярость. — Вечно ты являешься и всё портишь.

Он не верил своим ушам. Онемел от изумления. Она не обрадовалась, наоборот, не хотела видеть его. И все-таки это было вполне в ее духе. Хлоя — она всегда была такая. С холодным ужасом он осознал, что Максел оказался прав: за долгие месяцы болезни он создал у себя в душе образ совсем иной Хлои — более мягкой, дружелюбной, взирающей на него без гнева и презрения, такой, которой на самом деле никогда не существовало. И эту вымышленную Хлою он предпочел настоящей. Смутившись, он произнес:

— Мы пришли спасти тебя.

— Не надо меня спасать.

— Надо. Обязательно!

Она сверкнула на него глазами сквозь маску. Чуждое существо с зелеными глазами.

Вязель огляделся по сторонам и вытащил Короля из куста омелы. Король отпрянул, потом горько улыбнулся.

— Скажи им, Хлоя, — взмолился он. — Скажи, что ты со мной.

— Заткнитесь! Все! — И она обернулась к Вязелю. — Что со мной? Я умерла?

Казалось, спокойствие поэта немного успокоило ее. Через мгновение он проговорил:

— Ты не умерла. — Его голос звучал мягко; он шагнул к ней — и она не отстранилась. — Твое тело лежит в коме, далеко-предалеко отсюда. А это — Аннуин, место, где тайное делается явным, где оживают глубоко сокрытые воспоминания. Роберт пришел забрать тебя домой.

Она нетерпеливо передернула плечами.

— И давно?

— Три месяца. — У Роберта пересохло в горле; он сглотнул. — Ты ехала верхом на Калли. И упала. Возле Фолкнерова Круга. Неужели не помнишь? — Она отвернулась, обхватила себя руками, и он заговорил опять. Слова торопливо сыпались одно за другим: — Мама сходит с ума, а папа стал как чужой. Ни у кого не было сил смотреть друг на друга, находиться в доме, видеть твою комнату. Без тебя, Хлоя, всё переменилось. Школа, церковь, весь мир. Жизнь остановилась, ничего не растет, как будто в августе наступила зима. Мы только проводим время в ожидании, пока ты очнешься. Мы все ждем тебя.

Она по-прежнему продолжала стоять к нему спиной. Он поглядел на Вязеля — тот еле заметно пожал плечами.

Возле медленно прорастающей омелы стоял, улыбаясь, Король.

Роберт подошел ближе к Хлое.

— Мы думали, он держит тебя в плену.

— Держал поначалу.

— Не похоже.

Она резко обернулась. Взглянула на него через маску с такой злостью, что Роберт изумленно отшатнулся.

— Значит, хотите, чтобы я вернулась? Малышка Хлоя. Милая девочка. Хотите, чтобы со мной ваша жизнь снова стала идеальной, прилизанной, точь-в-точь такой, как раньше. — Она улыбнулась, заглянула ему в глаза. — Теперь, наверно, они всё время думают обо мне, правда, Роберт? Сидят у моей постели, держат меня за руку, приглаживают волосы. Ох, наверно, и мучаешься же ты от зависти!

От боли у него перехватило дыхание. Вязель внимательно смотрел на них; помолчав, тихо сказал:

— Ты напрасно обижаешь его. Он тебя любит.

— Ну, а я его не люблю. — У нее дрожали руки; она стиснула ладони. — И теперь он не сумеет, как раньше, получать всё, чего захочет. А я вернусь, когда мне вздумается.

Король сел, прислонился спиной к дереву. Улыбнулся, покачал головой.