Наталия Аникина - Кошка, которая умела плакать

И из этой же «жалости», чтобы хоть как-то обойти запрет Когтя Наказующего, Алара позволила одному из шпионов Амиалис проследить за собой, когда отправлялась в эти запретные земли, чтобы встретиться с наследником — с бывшим наследником! — и разрешила подслушать их разговор.

Именно этим ушам предназначались все её увещевания. Амиалис должна была поверить, что царица приложила все силы к тому, чтобы наставить её неразумного отпрыска на путь истинный. Поэтому Алара пошла на риск и позволила Анару «догадаться» о страшной тайне своего настоящего происхождения, что, разумеется, было неопровержимым доказательством её добрых намерений. Бывшая царица не сможет ни в чём обвинить супругу брата, а значит, ни о каком вызове на Поединок речи идти не может, и кинжал в спину ей тоже не грозил.

Да, Амиалис должна была всё узнать. Ибо, как бы ни поступила она, узнав это, сестрица Кора потерпела бы поражение перед его супругой. Само появление тал сианай в Руале было началом конца Амиалис: дойди до Аласаис, что бывшая царица Руала сделала с памятью сына, — кары ей не избежать. Это должно было заставить её занервничать, начать делать ошибки, и какая-то из них вполне могла стать роковой.

— Я мудрая царица, — похвалила себя Алара, еще и еще раз мысленным взором окидывая игровое поле и расставленные на нем фигуры. — Если бы Амиалис ничего не узнала, и Анару удалось скрыться, он, скорее всего, заручился бы покровительством какого-нибудь влиятельного дома Бриаэллара, вернул себе память и ту часть силы, которой вместе с ней лишился. Амиалис уже не посмела бы ему ничем угрожать — то, что он сможет уличить её в одном из тягчайших преступлений, было бы веским поводом для перемирия.

Позиция Анара сильна, и если бы мальчишка был истинным руалцем, то он немедленно воспользовался бы случаем и отплатил матери за все её дела. Но он безнадёжно добр и попросту вычеркнет ее из своей памяти. И уговорит сделать то же самое тал сианай.

Тогда, — рассуждала Алара, как опытный полководец, — на передний план выдвигается фигура, до этого момента бывшая в тени: Накар — сестра Анара. Мать немедленно отзовёт ее от служения богине в Бриаэлларе и заменит ею брата. Вместо наследника престола, оттесняющего от этого самого престола детей Алары, она получит наследницу. А та куда больше брата умеет ценить власть и положение в обществе и куда лучше умеет их добиваться.

Поэтому Аларе следовало избавиться не столько от самого Анара, сколько от его матери. Без неё ни сам Анар, ни его сестра, метящая на совсем другой пост в Бриаэлларе, не будут помехой честолюбивым планам царицы. Амиалис должна все узнать. Узнав о готовящемся побеге сына, Амиалис примчится сюда, словно ей хвост подпалили, и приложит все силы, чтобы его остановить. Любым способом. И тал сианай не будет ей помехой — алайское чутьё, которое было присуще царице, в отличие от большинства её подданных, подсказывало ей, что это на первый взгляд нелепое предположение не так уж нелепо. Что послужит причиной такого безумия её предшественницы, Алара не знала, но чутью своему доверяла.

В любом случае Алара будет совершенно ни при чём — она сделала всё возможное, чтобы сын Амиалис остался в Руале. Она чиста и перед богиней, и перед Амиалис, и перед собственной совестью. Ей даже практически не пришлось лгать — единственной неправдой было заявление о том, что она говорила с тал сианай. Нет, этого не случилось.

Просто Алара давно взяла за правило: если у неё нет возможности заглянуть в сознание хозяина, так стоит попытать счастья заглянуть в мысли его слуг. Так она узнала про тал сианай. Нет, конечно, царица не смогла проломить ментальную защиту, которой та оградила разум полуэльфа, но вот природу самого заклятья, а значит, и руку того, кто его наложил, она смогла узнать без труда.

Царица Руала, её святейшество Алара, праздновала самую грандиозную в своей жизни победу. Мир вокруг неё стал идеальным, и она была счастлива. Откуда было знать наивной царице, что Амиалис было уже не впервой расправляться с членами царской семьи, и она нашла способ скрывать свои преступления даже от самой богини.

А тем временем ничего не подозревающий об истинных мотивах Алары Анар возвращался домой. Вокруг мелькало и уносилось во мрак множество теней — его сородичи обделывали свои делишки, которым не было места при обличающем свете дня. Следя за ними какой-то частью своего сознания, Анар при этом был сосредоточен на одной единственной мысли, одном пьянящем слове — свобода.

«Свободен! Свободен!» — кричало всё у него внутри. Все предупреждения своей царственной тётки он пропустил мимо ушей, ничто в её словах не изменило его решимости как можно скорее покинуть Руал… Ветер ласково шевелил его волосы… Впервые он шел так — открыто, широким шагом, хотя прекрасно знал, что множество глаз, непрестанно наблюдающих за ним, не могут не заметить ни его изменившейся походки, ни того, с какой стороны он приближается к дому.

Он не был более частью Руала. Анар всё ещё дышал воздухом родных лесов, но вместе с тем его не покидало странное чувство, что он находится в совершенно чужом, незнакомом месте. И место это ему нетерпелось покинуть в кратчайший срок.

Лица стражников не выразили ни тени изумления — они были слишком хорошо вышколены, чтобы позволить себе не то что демонстрировать, а даже иметь собственное мнение.

Чувство эйфории сменилось необъяснимой тревогой. Анар чувствовал, что стоит ему промедлить или совершить неверный шаг — и все его надежды рухнут, он не покинет Руала, и все происшедшее с ним за последние три дня превратится лишь в дивный, но несбыточный сон.

Он быстро прошел в свои покои.

Рюкзак был таким же, как и у Аниаллу. Только более потёртым. Анар не представлял, откуда он взялся в Руале, где за ненадобностью никогда не изготовляли подобных вещевых мешков — он мог пригодиться в дальнем путешествии, а в Руале никакие дальние путешествия были невозможны, город был не таким большим…

Сколько Анар себя помнил, рюкзак просто лежал в одном из шкафов. Он был сшит из тёмно-коричневой кожи неизвестного Анару животного, которая не пропускала магию. С внутренней стороны в некоторых местах стенки его были аккуратно разрезаны, видимо, там некогда располагались потайные кармашки, откуда его родня уже извлекла содержимое. Анар часто открывал этот шкаф, чтобы вдохнуть запах старой кожи. Нет, это был совсем иной запах — манящий, запретный. Запах надежды, аромат свободы и перемен. Каждый раз, стоило алаю вдохнуть его, и сердце его начинала грызть странная тоска. Но, видимо, сердце оказалось слишком большим, и по сей день от него ещё много чего осталось.