Наталия Аникина - Кошка, которая умела плакать

Алу ужасно хотела оказаться сейчас подальше от этих мрачных подземелий, в каком-нибудь спокойном, романтическом месте. Она подумала, что и сама не знает, зачем ей нужны разгадки тайн, не имеющих, казалось, к ней никакого отношения.

И, наверное, она бросила бы всё своё предприятие, уговорила бы Анара сделать то же самое, и лежали бы они сейчас, нежась в лучах солнца, на крыше ее дома в Бриаэлларе, если бы… если бы она была просто алайкой.

…Они шли долго, пока не оказались у отвесной стены, словно состоящей из цельного, совершенно гладкого камня. Алаям пришлось отступить назад к выходу из туннеля, чтобы разглядеть на самом верху стены очертания площадки.

— Так высоко мне не прыгнуть, — заявил Анар, прикинув расстояние до верха стены.

— Мне тоже, — отозвалась Аниаллу. — Значит придётся попортить им полировку, — она поиграла выпущенными когтями.

— По-моему, проще полететь.

— Ты птичка или кошка? — хихикнула Алу, картинным жестом изгибая руку.

Острые ногти неожиданно легко входили в камень. Под Аниаллу он даже не трескался. Рядом парил ехидно улыбающийся Анар. Наконец подъём кончился, и алаи вылезли на широкую площадку. В стене напротив виднелся проход. Они приблизились к нему и заглянули внутрь — перед ними был, естественно, длинный туннель, от которых они уже успели озвереть. Низкий потолок, стены и пол из грубо обтёсанного серого камня, холодного и влажного на ощупь. Он не был освещен, никакого тепла или магии впереди видно пока не было, и алаи, осторожно ступая, пошли вперёд.

Через несколько сотен шагов грубые плиты сменились отполированным чёрным камнем, а круглое сечение извилистого прохода создавало ощущение, что они идут внутри гигантской черной змеи, и когда узкий тёмный переход наконец закончился, путники ощутили огромное облегчение.

Анар и Аниаллу оказались в огромной пещере, стены и потолок которой прятались во тьме. Едва разгоняя её, сияли мягким светом могучие колонны из белого камня. Алаи шли, чуть подавленные мрачным величием этого подземного зала, но стоило им выйти из него и повернуть за угол, как в их глаза буквально брызнуло красками, ярко расписанные стены коридора казались радугой после грозы.

Роспись изображала веселящихся, танцующих, пиршествующих алаев. Рисунки, выполненные в обычном для Руала стиле, покрывали даже потолок коридора. Алаи, смотрящие на Анара и Аниаллу сверху, были заняты служением богине: они склонялись перед её статуями, украшали их цветами и совершали прочие обряды, подробно вырисованные на обрамлённых чёрными змеиными телами картинках. Ни один из обрядов не был знаком Анару, что очень его удивил.

Картины радости сменились другими изображениями. Несколько всадников, выставив перед собой копья, гнались за группкой эльфов с гротескно длинными ушами. Растерянные кошки шли дальше, разглядывая сюжеты, которые из просто неприятных становились ужасающими — с каждым шагом расправы, которые алаи совершали над представителями иных народов, становились всё более жестокими.

Аниаллу чувствовала себя подавленной — рождённые мрачной фантазией неведомого мастера изображения удивляли и пугали её. Будь на месте этих алаев представители иной расы, она даже не обратила бы на рисунки внимания, но глядеть на искажённые злобной радостью лица своих соплеменников ей было нестерпимо больно. Алайка шла, смотря себе под ноги, стараясь отвести глаза от неумолимо притягивающих её взгляд картин, сама не понимая, что с ней творится…

Алаи никогда не были особенно доброй и милосердной расой. Со своими врагами они расправлялись без всякой жалости. Пугало не это — глядя на картины, сразу же можно было сказать, что алаи на них карают невиновных. Они измываются над слабыми, ничего не сделавшими им существами просто из жестокости, получая какое-то извращённое удовольствие от этого!

— Анар, ты часто видел такие, — она с трудом поборола дрожь отвращения, — рисунки на стенах ваших храмов?

— Никогда не видел, — покачал головой алай. — Понимаешь, это плохо влияло бы на рабов. Они чувствовали бы себя угнетёнными. Мои сородичи презирают весь мир за их стенами, но не называют его жителей своими врагами. Нас воспитывают в отвращении, но не в ненависти к иноверцам. «Грязь нельзя ненавидеть, её нужно обходить, иногда можно использовать её, например, бросить в своих настоящих врагов… а если она всё же попадёт на тебя, то надо просто смыть её, но никак не тратить на неё свои эмоции», — так говорил мой учитель. Я, помнится, расспрашивал его о том, почему Освободитель сотворил Барьер, а не переубивал всех иноверцев в назидание потомкам. За подобные речи мне тогда хорошо надрали уши! — вспомнил Анар с какой-то меланхоличной улыбкой.

— Что, уже ностальгия по надранным ушам мучает? Могу помочь! — улыбнулась Аниаллу, но и у нее улыбка вышла какой-то вымученной, болезненной. Мелькнув на лице девушки, она словно бритвой резанула по нему и сразу же пропала, неуместная в этом пугающем месте. — Странно всё это… У нас я тоже ничего подобного не видела — это не битва, не победа над могучим врагом, а избиение! Ты тоже это чувствуешь?

— Да, — кивнул Анар, не до конца понимая, что укрепило его в таком мнении.

Аниаллу тоже колебалась… В центре двора Бриаэлларской Академии стоял комплекс статуй, возведенный в честь победы над врагом. Там подсвеченный в ночные часы зловещими алыми огнями лежал знаменитый чёрный дракон Ж'занхаар, который опустошал земли вокруг Дирхдаара и к северу от него. Многие пытались убить его, но чем больше был гнев жителей разорённых деревень и сожжённых городов, чем больше они посылали смельчаков, тем лучше было меню Ж'занхаара… В конце концов одолеть его сумели четверо алаев и руалский парнишка, подбивший их на это дело. Кажется, благодаря этому приключению он прославился у себя на родине.

И вот теперь статуя поверженного дракона с опалёнными крыльями в натуральную величину украшала площадь Академии, недавними выпускниками которой те четверо и являлись. Рычащий воин-руалец пронзал мечом его голову; хитро прищурившийся маг ан Меанор с развевающейся белой гривой волос довольно потирал тонкие ладони — это он сжёг крылья дракона, спустив его с небес на землю; эал-телепат, грозно и пристально смотрящий на Ж'занхаара, нагнулся вперёд, все еще не отпуская из цепких ментальных пальцев разум твари. Поодаль стояла ещё одна статуя закутанной в чёрный плащ тёмной алайки, юной Чувствующей, которая выбрала самый подходящий для атаки момент, так что, собственно говоря, благодаря ей всё и удалось… Но этот поверженный дракон и другие подобные изваяния и картины в Бриаэлларе — всех их объединяло одно: они изображали победу над врагом — врагом сильным и наглым. А здесь алаи сами выступали в роли захватчиков.