Антон Орлов - Пепел Марнейи

Маркиз Монреге. Ходят слухи, опасная персона, но не для нее. Безупречная кожа, ни намека на подглазные мешки, на светлых локонах переливаются алмазные искры – ее работа. Умные и цепкие глаза придворного интригана.

Монреге игриво обнял чародейку за талию, увлекая в боковой коридор и нашептывая комплименты. Несколько лет назад у них имело место интимное приключение. Мимолетная связь, ничего особенного. Маркиз соблазнил Венусту отчасти из любопытства, отчасти из вежливости, она ему отдалась тоже из вежливости и еще из-за жгучей жажды самоутверждения, до сих пор не утоленной. Что бы с ней в постели ни делали, она не испытывала ничего, кроме слабеньких приятных ощущений и морального удовлетворения – видимо, вся ее энергия без остатка уходила в магию. Монреге, как и многие, предпочитал страстных любовниц, но их отношения до сих пор сохраняли окраску флирта, а в большем Венуста и не нуждалась.

Кавалер тащит ее в укромный уголок не для любезностей, а для серьезного разговора, это она уловила сразу.

– Нам тут не помешают, моя бесценная?

– Думаю, нет, – улыбнулась чародейка.

Небольшая комната, на каждой стене по громадному зеркалу в позолоченной раме и по две начищенных мельхиоровых лампы. Венуста покосилась на отражение: изящная темноволосая дама с матово-молочной кожей, черты лица, суховатые и острые, смягчены лиловыми тенями и серебряной помадой – в тон лиловой с серебряной вышивкой парадной мантии.

Она шевельнула пальцами – из мерцания зеркал, позолоты и мельхиора соткалась вуаль, которая вызовет у стороннего наблюдателя рябь в глазах и не позволит разобрать ни единого слова.

– Надеюсь, вы позаботились о своей безопасности после того происшествия? – держа ее в объятиях, осведомился Монреге.

– Как видите, я в порядке.

– До меня дошли слухи, что Лорма вдруг забеспокоилась о самочувствии своей любимой зверушки и порекомендовала шаловливому питомцу соблюдать осторожность и не ввязываться в драки, даже если противник не выглядит внушительным. Это не все, она удостоила приватной беседой нескольких высокооплачиваемых головорезов, причем была так добра, что на прощание вручила каждому по шкатулке для сердечных сувениров.

– Гм, интересно… Вы первый, от кого я об этом слышу.

– Если кто-то выпустил стрелу, пусть она попадет в цель, – в глазах маркиза проплыла недобрая тень.

Два-три года назад он кого-то потерял. Пропал нужный человек из его окружения, или речь шла о случайном увлечении на стороне, или что-то другое – этого чародейка не знала, но Монреге нанесли удар, на который он до сих пор не смог ответить. И взывать к высочайшему правосудию бесполезно, принцесса не принимает претензий касательно своей «любимой зверушки»: кто стал жертвой – сам виноват.

– Если бы это зависело от меня, я бы помогла стреле попасть в цель. Что вы еще можете сказать о наемниках со шкатулками?

– К сожалению, больше ничего. Лорма вызывала каждого, соблюдая крайнюю конспирацию, я сам узнал об этом буквально вчера. Возможно, помогать стреле уже поздно.

Монреге на мгновение сжал зубы, так что на холеных скулах проступили желваки, а чародейка грустно приникла головой к его плечу.

Когда вернулись в бальный зал, где с топотом и атласным шуршанием носились под музыку пары танцующих, Венуста почувствовала себя посреди захмелевшей толпы одиноким гладиолусом в изысканной хрустальной вазе.

Придушить Риса. Схватить и стиснуть хрупкую шею, чтобы сломалась гортань, хрустнули позвонки, лопнула кожа, брызнула кровь из порванных сосудов… Тибора пугала свирепость этого время от времени возникающего желания, но еще сильнее пугало то, что возникает оно не всерьез, а на уровне «мечтать не вредно». На самом-то деле рука не поднимется, вот что по-настоящему страшно.

Как же он этого паршивца возненавидел… Потому что никому еще, никогда, ни при каких обстоятельствах не удавалось согнуть в дугу волю Тибора. Причем конец дуги направлен непонятно куда, и вместо того, чтобы отнести принцессе шкатулку с сердцем и получить честно заработанное вознаграждение, он полез за каким-то демоном в пасть к Дохрау.

Трущобы между Коровьим рынком и речным портом – деревянные, шаткие, не раз горевшие, местами на фоне почерневших старых остовов желтеют заплатки из свежих досок. Наглые крысы, злые собаки, наглые и злые люди. Двоим он походя переломал руки, сами напросились. Не затем сюда пришел, чтоб его еще и ограбили. И без того тошно.

Он щедро заплатил старейшине эонхийских нищих, и тот не подвел: ищейки в лохмотьях выследили дочку племянницы покойной госпожи Леркавии с улицы Босых Гадалок. Испуганная девушка с бледным пухлым лицом спряталась у спившейся прачки, которая в лучшие времена обстирывала их семейство.

– Я не враг, – заверил Тибор. – Я торговец амулетами, знакомый вашей почтенной бабушки.

Это прозвучало убедительно, и вид соответствовал: большие очки в роговой оправе, легкая кособокость, зализанные волосы заплетены в косицу. Одежда скромная и опрятная, если сделать скидку на уличную грязь. Не внушающая опасений блеклая физиономия, Мунсырех на такие фокусы мастак.

Девчонка не поверила. Чует подвох. Что-то ведь заставило ее удрать куда глаза глядят после вроде бы естественной смерти престарелой родственницы.

– Ничего плохого не будет, сударыня, если вы расскажете мне, что случилось, – мягко предложил Тибор. – Для меня было бы важно об этом узнать.

– Бабушка пришла во сне и велела мне поберечься.

– Не сомневаюсь, она обрела достойное посмертие. Незадолго до ее кончины вы у нее гостили, верно?

– Да… У нас дом в другом конце Эонхо, но я иногда по три-четыре дня жила у бабушки.

Асена немного успокоилась, присела боком на стул, хотя пальцы все равно дрожали. Спохватившись, предложила сесть Тибору. Он отстраненно подумал: хорошо, что у меня ни дочери, ни сестры, ни иных привязанностей, которые позволили бы кому-то взять меня за глотку… И если такая привязанность попытается возникнуть – лучше сразу убить. Еще ни одной сволочи не удавалось его привязать, он всегда вовремя рвал едва наметившиеся цепи. Кто-нибудь может возразить? Что ж, пусть рискнет… Впрочем, Тибор не позволил даже тени этих мыслей всплыть на поверхность, чтобы не напугать Асену, которая только-только начала раскрываться.

– Госпожа Леркавия ушла в осиянные поля Акетиса на другой день после визита ее высочества. Перед этим что-то ее беспокоило?

– Нет, что вы. Бабушка выглядела счастливой и бодрой и допоздна рылась в своей библиотеке. На следующее утро я поехала домой, а потом прибежала бабушкина служанка, вот и все…

– Что сделало ее счастливой – разговор с принцессой?

– Раньше… Она пришла такая от своей соседки, госпожи Хии. У нее даже глаза светились. Я слышала, как она рассказывала принцессе о каком-то мальчике, которого встретила у соседки. Сказала, что, заглянув к нему в душу, она как будто помолодела лет на десять, словно испила из источника вечной юности. Но не все так хорошо, потому что у него в душе есть отравленный колодец, черный и страшный, к которому лучше не приближаться. Это она говорила такими словами. Ей хотелось снова увидеть того мальчика. Бабушка надеялась, что он придет, и рылась в книгах, чтобы разобраться, что к чему, она мне так объяснила, и все улыбалась, как будто у нее в глазах сияло весеннее солнце. А вот принцесса почему-то испугалась.