Ольга Онойко - Дети немилости

Когда с глаз Дани сняли повязку, Неле даже опечалилась немного: непривычной была мысль, что можно читать просто для себя. Да и не знала Неле, какую книгу спросить. Их, оказывается, были тысячи, и все разные.

– У-у-у, – мрачно сказала Данирут, с усилием моргая; глаза у нее были синие, как небо. – Читать-то мне все равно много нельзя сейчас. Тьфу ты, расстройство одно. Неле, а Неле? Давай залезем на крышу!

Горянка так и присела.

– Что? – изумленно сказала она. – Зачем?

– Утром, на рассвете, – преспокойно отвечала Дани, как будто Неле задала совсем другие вопросы. – Вечером священницы ходят, да и не видно ничего.

– Чего не видно? – хлопала глазами Неле.

– Звезду, – сказала Данирут. – Да ты ведь из Аллендора, ты и не знаешь. С той стороны окна госпиталя выходят на Великую площадь. Рядом собор, а чуть подальше – берег Джесай. На Великой площади люди в праздники собираются со всего Ожерелья, Младшая Мать читает проповедь. На площади выложена звезда Арсет, но она такая огромная, что увидеть ее можно только с высоты. Пойдем посмотрим!

Неле сидела, открыв рот. Поглядев на нее, рескидди обидно засмеялась и пожала плечами, сообщив, что в таком случае полезет одна. Неле затревожилась за нее и ее глаза и, хотя сама не вполне еще оправилась от последствий лихорадки, решила, что лучше будет последить за отчаянной Дани.

И, проснувшись ни свет ни заря, в самом деле они выбрались на крышу госпиталя по лесенке, поднимавшейся с прогулочной галереи. Выпрямившись, Неле почувствовала, что переоценила свои силы – голова у нее закружилась от напряжения, конечности ослабли. «Стоило бы мне еще полежать!» – подумала она, сердясь на свою глупость и буйный нрав Данирут.

– Надо двигаться! – со знанием дела сказала рескидди. – А то закиснешь. Погляди, красота какая!

И Данирут, раскинув руки, глубоко вдохнула холодный воздух.

Еще не развиднелось, краешек солнца едва поднялся над горизонтом. Прозрачный туман обволок колоннады и башни; серебряный шпиль собора вырастал из тумана, и венчавшая его звезда сверкала в утренних лучах. Небо было ясное и огромное.

Неле вспомнила свой сон.

Из-за слабости, слишком раннего пробуждения и тумана она была словно в легком хмелю; плыли в глазах очертания предметов, величественные здания Рескидды таяли в светлой мгле. Легче легкого было представить, как раскрываются высокие небеса, запечатанные звездой, как оглашают их громовым ржанием белые кони Ликрит и ложится под их копыта дорога к пределу мира... В Таяне, глядя на Семь Свадеб, мог ли кто не верить в братьев-богов и Отца-Солнце?

– Погляди, – сказала рескидди. – Туман рассеялся, видна звезда.

«Она всегда была видна», – хотела сказать Неле, но перевела взгляд вслед за указывающей рукой, и слова замерли на устах.

Юцинеле никогда не видела моря. Безмятежных зеркальных вод Дженнерет и Джесай, озер Рескидды, ей тоже не довелось еще повидать. Она не знала, с чем сравнить эту площадь – небывало огромную, безлюдную, прохладную гладь, все еще устланную туманом. Великая площадь впрямь оказалась велика. Она была шириной с долину, дающую приют двум-трем селам, края ее исчезали в белесой дымке. Неле не боялась высоты и не дивилась ей – смотреть с обрыва в горах бывало еще и повыше, но рукотворное величие Рескидды вселяло трепет иной, нежели величие гор.

Подобно зеркалу вод, площадь отражала звезду собора.

Темно-красным на сине-сером выложили в камне предвечный знак. Данирут сказала правду: звезда была так огромна, что, стоя на площади, не удалось бы ее различить. Ее выложили не для людей, а для небес... «Да здесь, наверное, половина Рескидды может собраться», – думала Неле, а Данирут сказала над ухом:

– Раньше отсюда уходили войска, сюда и возвращались. От Врат Акрит до Врат Ликрит проходили по Аллее Цариц, а потом парадом по площади. Последней так шла Имана Рескидделат. Ах, почему я родилась сейчас, а не тогда? Вот выучусь, и что мне делать?

– Чему же ты учишься? – спросила Неле, почти не слушая ее.

– Всему, – засмеялась Данирут; ей, кажется, уже наскучило зрелище, ради которого она затеяла вылазку. – Всякому. Потом еще учиться буду – в Военной академии. А потом, наверное, в следователи пойду, потому что в гарнизоне сидеть скучно. Ох, еще неделя, и меня выпустят отсюда!..

Неле сочла благоразумным промолчать, потому что половину сказанного не поняла, а допытываться стеснялась: она и так выказывала себя чересчур несведущей для жительницы Аллендора.

...Она ждала, что священницы рассердятся, потому что вместе с Данирут опоздала к завтраку; но те ничего не сказали, просто оставили горячую снедь возле постелей.

Назавтра же брат Данирут, хитрый и шустрый малец по имени Ринсен, притащил сестре огромную книгу в богатой обложке. Брат пошмыгал носом и убежал, а рескидди улеглась поудобней и положила книгу себе на живот.

– Дани! – встревожилась Неле. – Как же это? Тебе ведь нельзя?

– А я читать не буду, – ответила Данирут с некоторым коварством. – Я картинки буду смотреть.

Она любовно листала страницы, и действительно, яркие картинки на вложенных листах плотной бумаги сменялись одна другой. Неле смотрела во все глаза: в книге Данирут древние рескидди шли в бой. То были искусные снимки старинных мозаик, изваяний и каменной резьбы. Вот тяжелые колесницы, тысяча натянутых луков; вот маги; вот копейный строй, сомкнутый ряд пехоты...

– Да ведь тут всюду мужи, – вырвалось у Неле.

Данирут выгнула бровь; она уже не удивлялась наивности своей собеседницы.

– Ну да, – сказала она.

– А у нас... то есть вообще говорят, что в Рескидде женщины воевали, – смущенно сказала таянка. – А мужчины сидели по домам.

Данирут захихикала.

– Фу, глупость! – сказала она. – Никогда женщины не бились в пешем строю. Во время битвы при Гентерефе пехота завязла в обороне, тогда генерал Джесен закричал: «Женщины идут в рукопашный!», и бойцы сразу бросились в наступление, потому что это ужасный позор. А там была сама Ликрит Железноликая, не кто-нибудь. Просто с коневодством у предков плохо было. Другие народы помельче и полегче, а мужчин-рескидди никакие лошади не выдерживают. И лес тут на юге плохой – оси колесничные ломаются. Что ж делать.

– Почему же тогда такие сказки сказывают? – все дивилась Неле. – С чего придумали?

Данирут улыбнулась.

– А это все песни, – сказала она. – Бойцы в походах слагали песни. Недостойно хвалиться собственными подвигами. Поэтому они прославляли своих любимых жен и сестер, прекрасных и непобедимых. Здорово, правда?

Удивительно, но больше всего Дани занимали странные, ни на что не похожие картинки с какими-то квадратиками.

– Расположение войск, – непонятно говорила она, – маневры, – и с головой уходила в книжку, наверняка читала мелкий текст на блеклой бумаге... Книга называлась «История войн».