Клайв Леннард - Источник судеб

Тем временем коваль вернулся и, словно охапку дров, бросил рядом с гиперборейским клинком с десяток разномастных мечей, по сравнению с которыми оружие киммерийца можно было считать новехоньким.

— Хламу-то, — проворчал бывший небожитель, — ящик хоть освобожу.

Он принялся раскладывать клинки, меняя их местами и что-то высматривая возле рукоятей. Наконец удовлетворенно крякнул: семь зазубренных, тронутых местами ржавчиной мечей лежали в ряд, клинок Конана — последним.

— Тютелька в тютельку, — прогудел Гевул, обращаясь к Дестандази, — все, как ты говорила, дриадка, только этого гиперборейского лома и недоставало.

— Может быть, пора что-нибудь и мне узнать? — не выдержал Конан.

Жрица подвела его к наковальне и указала на первый клинок.

— Смотри, у самой рукояти вытравлена маленькая руна. На следующем — другая, и так далее. Последняя, до сих пор недостающая, — на твоем мече. Я знала, что руны должны составить заветное слово и замучила Гевула просьбами осматривать все клинки, которые он покупает через Инзио для переплавки. Шесть рун не сразу, но подобрались, а седьмая… Я только недавно поняла, что она должна оказаться на твоем оружии.

— Но я выменял этот паршивый меч случайно, только в силу нужды… — растерянно начал Конан.

— Нет ничего случайного, когда боги останавливают на тебе свой взгляд, — прервала его жрица, — ты сам толковал об этом недавно.

— А что значат эти руны? — спросил киммериец.

— Они слагаются в слово «Самосек». Так зовется меч, не знающий поражений.

— И где же он?

— А тебе что, семерых мало? — прогудел Гевул. — Давай, паря, бери их в охапку и айда драконов мочить или кого там еще…

Конан сжал кулаки и шагнул к ковалю. Небожитель тот был или нет, а смеяться над собой киммериец не позволил бы самому Нергалу. Правда, он сильно сомневался, что тот умеет смеяться.

— Он пошутил! — Дестандази придержала варвара за локоть своими сильными пальцами.

— Шутки бывают удачные и неудачные, — проворчал Конан, едва сдерживая гнев. — Эта неудачная.

— Да будет тебе, — махнул коваль ладонью, похожей на лопату, — не обижайся. На меня все обижаются, видать, судьба такая. Счас мы тебе клиночек сварганем — залюбуешься! Мехи-то раздувать умеешь?

— Умею, — коротко ответил киммериец, решив, что пора кончать болтовню и переходить к делу.

Однако возле домницы, куда подвел его Гевул, никаких мехов не обнаружилось.

— Она у меня сыродувная, — пояснил кузнец, — дырка, значит, назаду, в нее ветер дует, жар раззадоривает.

— У нас на севере тоже поначалу такие печи строили, — сказал киммериец, — поменьше только. Но ветер не всегда поймать можно, так что все давно мехами пользуются.

— Там овраг у меня, за кузней, — отвечал Гевул, — дуй-ветерок завсегда по нему гуляет куда надо. Тут у нас ведь как что вчера, то и сегодня, да и завтра тож.

Конан вспомнил, что находится в месте не совсем обычном, и не стал больше спорить. Хромой кузнец треснул кулачищем в стенку домницы — по глиняной скрепке побежали трещины. Гевул вытащил два здоровых валуна и положил их на пол. Уголь в горне уже прогорел, крица — железо с примесью шлака — остывала, покрываясь темной корочкой. Гевул ухватил отливку щипцами и отняс ее к наковальне.

— Держи-ка, — передал он щипцы Конану, берясь за свой огромный молот.

— А править кто будет? — спросил киммериец, знавший, сколь важно искусство настоящего мастера при ковке клинка.

— Вижу, бывал ты в кузне, — удовлетворенно хмыкнул Гевул, — только погодь, мы до дела-то не дошли еще…

Он ухнул и опустил молот на заготовку. Стены кузни содрогнулись, пол заходил ходуном, словно началось землетрясения. Конан едва удержал в руках щипцы. А кузнец бил и бил молотом, превращая крицу в длинную узкую полосу — куски шлака отваливались, оставляя красноватое, с темными прожилками железо.

Наконец Гевул отложил молот, перехватил у киммерийца щипцы и поднес остывающую полоску к глазам.

— Что ж, — сказал, — добрый меч будет. Пять медяков в базарный день за такой дадут, если из ножен не вынимать.

Конан решил не спрашивать, зачем же коваль махал молотом, но тот сам, указав на темные прожилки, объяснил:

— Шлаковые нити — беда всякого железа. Конечно, его можно снова расплавить, потом еще и еще… Но ничего путного все равно не получится, разве что лемех или подкова. А доброму мечу нужны добрые друзья.

Он подошел к открытому горну с большими мехами и тиглем из какого-то блестящего полупрозрачного материала. Тигель имел форму клинка, только несколько шире и длиннее, чем нужно. Гевул уложил в него еще не остывшую заготовку, потом забрал сложенные рядом с наковальней семь мечей, с необыкновенной легкостью отломил им рукояти и уложил один на другой поверх выкованной только что железной полосы, скрепив все тремя тонкими проволочками. Потом зажег в горне огонь и велел Конану встать к мехам.

Вскоре клинки раскалились докрасна, потом побелели. Гевул посыпал сверху немного измельченного графита. Поверхность плавящегося металла покрылась окалиной и темной корочкой шлака. Довольно долго киммериец раздувал меха, а Сантидио по приказанию хозяина кузни несколько раз окатывал его водой. Наконец Гевул распорядился затушить огонь в горне и вытащил щипцами покрытую темной коркой заготовку из тигля. Он сбил нагар маленьким молоточком, потом осторожно опустил заготовку в чан с оливковым маслом.

— Некоторые рассуждают так, — сказал он при этом, — чем быстрее железку остудишь, тем лучше. Отчасти верно, так получают вороненую сталь. Лишь немногие ведают, что есть способ получше: остужать медленно, в маслице, с толком-расстановкой, тогда такая крепость будет, что меч и точить не надо.

А потом началась настоящая ковка. Конан на этот раз орудовал большим молотом, а Гевул правил заготовку маленьким молотком, придавая ей нужную форму. Затем он выгнал всех на улицу, и из кузни долго раздавалось его ворчание, перезвон инструментов, шипение масла и какое-то жужжание: мастер наносил последние штрихи на свое произведение.

Солнце уже клонилось на закат, когда кузнец появился в дверях, держа в руке огромный, слегка синеватый клинок. Довольно кривя левую половину рта (правая, сведенная страшной судорогой, была неподвижна), он протянул этот меч, еще лишенный рукояти, киммерийцу. Клинок был слегка теплый, тяжелый, с острыми, как бритва, гранями.

И все же что-то в нем было не так, чуть тяжелее, чем надо, был этот меч-самосек, чуть длиннее… Куда там — чуть! Вонзив клинок в землю, Конан встал рядом и обнаружил, что даже без рукояти тот на целый локоть выступает у него над головой.

— Послушай, — сказал он Гевулу, — я уже понял, что ты большой шутник. Но чтобы таскать эту штуку, мне придется нанять двух оруженосцев, а это повлечет лишние расходы и подозрения со стороны не отличающихся хорошими манерами бандитов, с которыми я собираюсь отправиться выполнять великую миссию.