Стивен Эриксон - Память льда

Да, он думал! Так, как никогда раньше не думал. Если раньше он думал, то не так. Думы. Просиявшие славой, столь яркие, что способны ослепить смертных, столь темные, что способны прогнать все темные страхи, оставив лишь чистую отвагу, на коей можно, словно на плоту, заплыть в устье рая!

Хетан фыркнула. — Это были не заушения. Это просто шлепки. Ну да ладно, сегодня ночью я угощу тебя и заушениями, чудо в тапочках!

— Крюпп молит так, как никогда не молил: да не опустится тьма! Стой, милосердная тьма! Да не озарят тебя ужасающие сполохи молниеподобных ударов! Идем вперед, о бравый Вискиджек! И вперед! Без остановки, без привала, без задержки! Сотрем наши ноги до колен, умоляет Крюпп! Ночь за ночью! О ночь! Она манит роковыми соблазнами слабые души — мул уже ощутил это, о, поглядите на бедное животное — оно утомлено тем, что могло лишь видеть, но не остановить! Оно почти умирает от несказанного сочувствия!

О, не слушайте, как Крюпп откроет свое тайное желание — быть уничтоженным руками прелестной женщины! Не слушайте! Не слушайте, пока сам собой не развеется смысл его слов…

Хватка взирала на черные воды Залива. По течению плыли ледяные глыбы, с грохотом сталкивались, пробивая себе путь к морю. На востоке гавань Коралла была белой, словно зимнее поле. Перелет от реки Эрин занял полночи. Отсюда Сжигатели мостов пойдут пешим шагом, скрываясь под пологом темного горного леса.

Он поглядела на возвышенность, на которой собрались капитан Паран, Быстрый Бен, Штырь, Голень, Пальцыног и Синий Жемчуг. Собрание магов всегда ее нервировало, особенно когда на нем присутствовал Штырь. Под этой власяницей и кожей обитала душа сапера, наполовину безумная — как у всех саперов. Магия Штыря была совершенно непредсказуема. Не раз она видела, как тот одной рукой открывает садок, а другой бросает морантские припасы.

Другие три колдуна — Сжигателя не так страшны. Синий Жемчуг — крошечный напан, бреюший голову и намекающий на обширные знания тайн Пути Рюза.

Голень был сетийцем, и показывал значение своей крови, напяливая на себя множество амулетов и безделушек северных племен Квон Тали — хотя эти самые сетийцы, глубоко вовлеченные в общую культуру Квона, уже не существовали как народ. И все же Голень носил вместо мундира романтизированные версии народных одеяний сетийцев (все они были изготовлены одной швеёй из театра в Анте). Хватка не знала точно, каким садком владеет Голень, потому что обычно он успевал закончить свой ритуал призывания силы лишь к концу битвы.

Пальцыног заслужил свое прозвище, отрезая у мертвых врагов пальцы ног — не важно, он ли их убил, или не он. Он сварганил какой-то высушивающий порошок и обрабатывал трофеи перед развешиванием на груди, отчего пах сухим склепом. Или плохо побеленной бедняцкой трущобой после дождя? Он называл себя некромантом, и некий крайне неудачно проведенный им в прошлом ритуал сделал его сверхчувствительным к духам — они бредут за ним, уверял он, но, отрезая пальцы с мертвых тел, он заставляет духов спотыкаться, терять устойчивость и в конце концов отставать.

Он и в самом деле выглядел одержимым… но, думала Хватка, кто же не будет одержимым, таская на себе пальцы мертвецов?

Перелет был утомительным. После лиг и лиг над землей, в заднем седле, открытом ледяному ветру, любой онемеет и задубеет. Промокший лес на склоне горы не помогал согреться. Она продрогла до мозга костей. Все утро туман и дождь — солнце не прогреет воздух до полудня.

Сбоку подошел Колотун. — Лейтенант.

Она сердито уставилась на него: — Целитель, есть идеи, о чем они там толкуют?

Колотун поглядел на магов. — Они беспокоятся, сэр. Насчет этих кондоров. Они недавно смотрели на них с близкого расстояния и убедились, что эти птицы что угодно, но не птицы.

— Ну, об этом мы все догадались.

— Да. — Колотун дернул плечом: — Подозреваю, их не успокоили и новости об Аномандере Рейке и Отродье Луны, которые принес Паран. Если они пропали, как думает капитан, взятие Коралла — и Паннионского Провидца — станет непростой задачкой.

— Ты имеешь в виду, нас перережут.

— Ну…

Хватка уставилась в лицо целителю. — Продолжай.

— Просто намеки, лейтенант.

— То есть?

— Быстрый Бен и капитан. Командир, они придумали что-то еще, но это заварено между ними. Я так подозреваю. Знаешь, я много лет знаком с Быстрым. Я ощутил его стиль работы. Мы здесь затаились, так? Передовой отряд Даджека. Но у этих двух еще одна тайна — вторая миссия под поверхностью первой… и не думаю, что Однорукий о ней знает.

Хватка заморгала. — А Вискиджек?

Колотун горько улыбнулся. — Что до него — не знаю, командир.

— Это лично твои подозрения, целитель?

— Нет. Взвода Вискиджека. Ежа. Ходунка — проклятый Баргаст все время скалит острые зубы, а когда он так делает, это означает: он знает, что происходит что-то, но не знает, что именно. Только что ему от этого дела достанутся крошки. Если ты понимаешь.

Хватка кивнула. В последние несколько дней, обращая внимание на Баргаста, она неизменно видела его оскаленные зубы. Это нервирует, что бы ни говорил Колотун.

Рядом показалась Дымка.

Хватка оскалила зубы.

— Извини, лейтенант, — сказала Дымка. — Капитан вынюхал меня — не знаю, как, но он это сделал. Боюсь, много подслушать не удалось. Я здесь, чтобы передать: взводам готовиться.

— Отлично, — отозвалась Хватка. — Я уж к земле примерзла.

— Однако я потерял Моранта, — сказал Колотун. — Эти леса чертовски темные.

— Но зато пустые.

Целитель пожал плечами: — Кажется. Днем надо больше заботиться о небе.

Хватка встала. — За мной, вы двое. Пора расталкивать остальных…

Поход Бруда на Маурик стал гонкой, в котором различные части его армии старались показать, какую скорость способны развить — или, в случае Серых Мечей и Легиона Грантла, какая скорость им удобнее всего. В результате его марширующие по выжженным полям силы разошлись почти на лигу в обе стороны от ведущего на юг старого торгового тракта. Серые Мечи, Легион и прочие лениво тянущиеся мелкие отряды образовали арьергард.

Итковиан предпочел остаться в компании Грантла. Его занимала сплетенная широкоплечим даруджем и Стонни Менакис вереница рассказов о славном прошлом, как и постоянно возникавшие между ними перебранки относительно неприглядных деталей этого прошлого.

Уже давно Итковиан не разрешал себе таких удовольствий. Он высоко ценил новую компанию, и особенно ее потрясающую непочтительность.

Иногда он подъезжал к Серым Мечам, беседовал с Надежным Щитом и Дестриантом, но вскоре прекратил это делать, почувствовав неловкость: его прошлая компания начала исцеляться, адаптируя новобранцев — тенескоури, занимая их муштрой и на переходах, и на ночных стоянках. Чем прочнее сплачивались новые солдаты, тем большим чужаком ощущал себя Итковиан, тем скорее терял он то, что всю сознательную жизнь было его семьей.