Стивен Эриксон - Память льда

Шатер командующего был уже перед ними: восьмиугольный, с деревянными подпорками, покрытый многократно чиненым оранжевым брезентом (видно было, что до выгорания на солнце ткань была красной). Раньше он принадлежал Багряной Гвардии и был брошен в куче мусора, откуда вестовой Харлочель успел спасти его для Полководца. Да, что касается привычек командующего, пристрастия к роскоши среди них не наблюдалось.

Клапан над широким входом был уже поднят и закреплен. На вершине центрального шеста сидел Великий Ворон, повернув голову к переговорщикам и раскрыв клюв, словно в беззвучном смехе. При виде Карги тонкие губы Майб скривились. Излюбленная служанка Аномандера Рейка была послана донимать Каладана Бруда, предлагая бесконечные советы, словно обозлившаяся совесть. Ворон уже не раз испытывала терпение вождя, но Бруд терпел ее, так же как терпел самого Рейка. Нелегкий союз… все слухи сходились в том, что Бруд и Рейк сотрудничают уже очень, очень давно, но вот было ли между ними доверие? Такое необычное партнерство трудно понять, здесь слои и слои сложностей и двусмысленностей. Это делало задачу Карги как посредника между двумя воинами еще более нелегкой.

— Даджек Однорукий! — каркнула Карга, окончив хрипло прокашливаться. — Вискиджек! Я принесла вам приветствия от Барука, даруджистанского алхимика. И от моего повелителя, Аномандера Рейка, лорда Отродья Луны, Рыцаря Высокого Дома Тьмы, сына самой Матери Тьмы. Я должна довести до вас его… нет, не поздравления… не приветствия… но веселие. Да, веселие!

Даджек нахмурился: — И что так веселит твоего хозяина, птичка?

— Птичка? — завопила Великий Ворон. — Я Карга, непревзойденная матриарха какофонического, скорого на убийства племени Отродья Луны!

Вискиджек хмыкнул. — Матриарха Великих Воронов? Ты говоришь за них за всех? Могу поверить — Худом клянусь, ты достаточно горласта.

— Выскочка! Даджек Однорукий, веселие моего владыки необъяснимо…

— То есть ты не знаешь причины, — прервал ее Верховный Кулак.

— Беспардонная наглость! Выкажи мне уважение, смертный, иначе я выберу твой костяк для утреннего лакомства!

— Скорее ты сломаешь клюв о мою шкуру, Карга. Но я буду с нетерпением ждать этого момента!

Бруд прогудел: — Харлочель, у тебя с собой тот обхват для клюва?

— Так точно, командир.

Великий Ворон зашипела, вытянула голову и наполовину расправила крылья: — Только посмейте, скоты! Ну-ка, повторите оскорбление перед смертью жестокой!

— Тогда придержи язык! — Бруд повернулся к остальным, приглашая внутрь. Карга, сидя над входом, вертела головой над каждым входящим. Когда настала очередь Майб, птица каркнула: — Дитя за твоей спиной удивит всех, старушка.

Ривийка застыла: — Что ты чуешь, древний ворон?

Карга безмолвно засмеялась, прежде чем ответить. — Неотвратимость, милый глиняный горшок, и ничего больше. Приветствия, девочка Серебряная Лиса.

Девочка изучила Ворона и ответила: — Привет, Карга. Я и не знала раньше, что ваш род возник в гниющей плоти Уве…

— Молчи! — крикнула Карга. — Такое знание нельзя высказывать! Научись хранить молчание, дитя, ради своей же безопасности…

— Для твоей, имеется в виду, — усмехнулась Лиса.

— В данный момент — да. Я не отрицаю. Но выслушай старую мудрую тварь, дитя, прежде чем войдешь в шатер. Внутри собрались те, кто воспримут широту твоей осведомленности — если ты сглупишь и выкажешь ее — как величайшую угрозу. Откровение может означать твою смерть. И знай: ты еще не способна защищаться. И Майб, которую я уважаю и люблю, пусть не надеется стать защитой — не ей принадлежит эта неистовая сила. Вы обе нуждаетесь в помощи — вы понимаете это?!

Все так же спокойно улыбаясь, Серебряная Лиса кивнула.

Майб, захваченная половодьем эмоций, инстинктивно обвила дочь руками. Она не была слепа к опасностям, угрожавшим Лисе и ей самой, не забывала и о силах, переполнявших ребенка. Но я не чувствую силы в себе, неистовой или нет. Пусть говоря в раздражении, Карга правильно нарекла меня глиняным сосудом. То, что он прежде защищал, сейчас стоит рядом, видимое и уязвимое. Она еще раз взглянула на Ворона, когда дочь потянула ее внутрь. Встретила взгляд черных, блестящих глаз Карги. Любишь и уважаешь меня, старушенция? Благослови боги тебя за это.

Большую часть центрального помещения занимала карта, брошенная на грубо срубленный, бесформенный стол — его словно бы делал пьяный плотник. Когда Майб и Лиса вошли, тертый Вискиджек — шлем болтался у него в руке — уже ухмылялся, заглядывая под карту.

— Ах ты ублюдок Полководец, — покачал он головой. Бруд сощурился, отыскав объект негодования Вискиджека: — А, я уверяю, что это не…

— Потому что Скрипач и Еж сделали эту чертову штуку, — сказал малазанин. — В лесу Мотта…

— Кто такие Скрипач и Еж?

— Два моих сапера, когда я командовал Девятым взводом. Помню, они затеяли одну из своих пресловутых карточных забав, используя Колоду Драконов, и нуждались в плоской поверхности для расклада. На игру подписалась сотня приятелей наших Сжигателей, хотя мы были под непрерывной атакой, не говоря уже о том, что завязли в центре болота. Игра была прервала вспыхнувшим боем — нас побеждали, оттесняли, потом мы вернули позиции, и все за один звон — и смотрим, они тащат стол весом фунтов в двести. Надо было слышать, как эти саперы ругались…

Каладан Бруд скрестил руки на груда, не отрывая взгляда от стола. Через мгновение он буркнул: — Подарочек от Волонтеров Мотта. Он хорошо мне послужил. Мои, гмм… комплименты вашим саперам. Мне придется восстановить…

— Нет нужды, Вождь… — Казалось, малазанин хотел добавить что-то еще, но просто покачал головой.

Внезапный вздох Серебряной Лисы заставил Майб вздрогнуть. Она склонилась к карте, вопросительно вздернув брови, потом перенесла внимание на Вискиджека, и обратно, и тихо улыбнулась. — Дядя Вискиджек, — вдруг произнесла она.

Все глаза обратились на Лису, которая жизнерадостно продолжала: — Эти саперы и их игры — они ведь жульничают, а?

Бородатый малазанин рассердился: — Не советую повторять такое обвинение, особенно если вокруг Сжигатели мостов, девчушка. Много монеты течет в этих играх в одном направлении, и всегда в одном. Скрипач и Еж жульничают? Они придумали такие сложные правила, что никто не может сказать ни да ни нет. Так что, честно говоря, сам не знаю. — Его злость усиливалась по мере того, как он рассматривал Лису, словно что-то тревожило этого человека.

Что-то… словно ощущение чего — то знакомого… Понимание озарило Майб. Конечно, он ничего о ней не знает — кто она, кем была. Это их первая встреча, как он думает, и все же она зовет его дядей, и еще этот голос — грудной, знакомый… Он не знает ребенка, но когда-то знал ту женщину, которой…