Стивен Эриксон - Память льда

Мир, в котором мать снова станет юной. Мир-сон, дар Крула. Дар даруджа Крюппа. Дар любви, ответ на все, что она забрала у матери. Но Т'лан Ай ушли, не отвечали на ее отчаянный зов — и теперь умер Вискиджек. Две морячки, две души, от чьего твердого присутствия она так зависела — больше, чем могла вообразить. Две женщины, погибшие ради ее защиты.

Вискиджек. Порван-Парус стонала от бесконечного горя. Она отвернулась и от него. Однако он встал на пути Каллора ради ее. Он сделал это, ибо оставался тем, кем был всегда. А теперь потеряны и Т'лан Имассы. Этот человек, Итковиан, Надежный Щит никакого бога, принявший в себя тысячи убитых в Капустане — он протянул им руки…

Невозможно принять боль Т'лан Имассов. Будь твой бог с тобой, он мог бы отвадить тебя от этой мысли. Ты не сможешь. Их слишком много. А ты, ты всего лишь один человек — одинокий — ты не вынесешь этот груз. Это невозможно. Потрясающе смело. Но невозможно. Ах, Итковиан…

Ее победила смелость, но не собственная — никогда не бывшая особенно сильной — нет, смелость окружающих ее людей. С одной стороны — Коль и Муриллио, заблудшее благородство, похитившие мать и, нет сомнения, сейчас охраняющие ее. Пока она медленно умирает. Вискиджек и его моряки. Итковиан. И Тайскренн, повредивший себя — опасно — освобождая свой садок, чтобы отбросить Каллора. Какая экстраординарная, неверно направленная смелость…

Я Ночная Стужа, Старшая Богиня. Я Беллурдан, Теломен, Пробей-Череп. Я Парус, некогда смертная. И я Серебряная Лиса, Гадающая по костям из плоти и крови, Призывающая Т'лан Имассов. И я побеждена. Смертными…

Небо над ней потемнело. Она глянула вверх. Неверующе раскрыла глаза…

Волк бросился, ударился о костяные прутья его клетки — его клетка… мои ребра. Пойман. Умирает… и я разделяю его боль.

Его грудь была в огне, цветы невыразимого страдания распускались внутри, но словно принесенные откуда-то извне. Буря, раздирающая покрывающую ее кожу…

… но она не становится сильнее, наоборот, слабеет, будто каждая рана прибавляет ему что-то. Дар…

Дар? Эта боль? Как… что это? Что происходит? Древне, такое древнее. Сладко-горькое, потерянные моменты чуда, радости, горя — буря памяти, не его — как много, прибывают как ледышки, тают в миг удара… он чувствует, как немеет плоть под бесчисленными столкновениями…

Потоп внезапно иссяк.

Он моргал в темноте, где его единственный глаз так же слеп, как и второй, выбитый под Крепью. Нечто стучало в уши, звуки. Крик, тряска пола, звон цепей, с потолка сыплется пыль… я здесь не один. Кто? Что? Неподалеку от его головы заскрежетали по камню когти. Яростно и резко. Ищут. Оно хочет меня. Зачем? Что я для него? Шум приближался. Новые голоса, отчаянные вопли из-за стены… коридор, наверно? Лязг оружия, вопли и рычание, звон щитов, падающих на пол.

Тук пошевелил головой — и увидел нечто в темноте. Большое, беспрерывно вопящее и дергающееся. Длинные когтистые руки умоляюще вытянуты — ищут — меня.

Пещеру озарил серый свет, показав напротив Тука уродливую, заплывшую жиром рептилию. В ее глазах ужас. Все камни, находившиеся в пределах ее досягаемости, покрыты множеством рубцов, зарубки кошмар и безумия… ужас, возрастающий в малазанине… ибо этот кошмар он узнал в себе. Она… она — моя душа…

Рядом стоял Провидец, отчаянно дергаясь — так долго занимаемое Джагутом старое тело распадалось на части — и монотонно повторяя заклинание. Не обращая внимания на Тука, он подходит все ближе к Матроне, своей Матери.

Огромный зверь съежился, залязгал когтями, прижимаясь к стене. Ее вопли не прекращались, наполнив эхом всю пещеру.

Провидец держит что-то в руках, бледное, гладкое, продолговатое — яйцо, но не птичье. Яйцо ящерицы, обернутое серой магией.

Магией, усиливающейся с каждым словом заклинания Провидца.

Тук увидел, как внутри тела Матроны что-то взорвалось, сияние силы, ищущей выхода…

… но всеет этого пойманной сетью магии. Пойманной и затянутой в яйцо в руках Провидца.

Вопли Матроны внезапно стихли. Тварь уселась, бессмысленно скуля.

В оглушившей пещеру тишине Тук яснее расслышал звуки битвы в коридоре. Ближе и ближе.

Стиснувший Финнест Провидец повернулся, бросил взгляд на Тука. Улыбка Джагута раскрыла сухие губы трупа. — Мы вернемся, — прошептал он.

Снова расцвело колдовство, зазвенели, падая, цепи, и все померкло.

Тук понял, что остался в пещере один. Провидец взял силу Матери, взял и ее саму.

Волк забился в его грудной клетке, пуская стрелы боли по всем израненным органам. Он стремился завыть, позвать свой род. Но не мог вздохнуть…

… не мог набрать воздуха. Умирает. Град, этот дикий дар, ничего не значил. Бог умрет вместе со мной, своим фатальным выбором…

Звуки боя затухали. Тук услышал треск прутьев решетки, одного за другим, услышал тяжелые шаги по плитам пола…

Кто-то склонился к нему. Лба коснулась рука — немногим более чем кости и жилы.

Малазанин ничего не видел. Не было света. Но рука была холодной, касание нежным.

— Худ? Наконец пришел за мной? — Эти слова прозвучали в его разуме, но на губах стали неразличимы. Он понял, что лишился языка.

— Ах, мой друг, — прохрипел пришелец. — Это я, Онос Т'оолан, прежде из клана Тарад, из Имассов Логроса, но теперь родич Арала Файле, Тука Младшего.

Родич.

Высохшие руки подняли его.

— Мы уходим, брат мой.

Уходим?

Хватка заглянула в пролом. Минутная бравада, охватившая ее после провозглашения приказа 'всем идти за Т'лан Имассом к цитадели', не пережила вида этой цитадели. Осторожность вернулась к офицеру. Крепость была под осадой, и кто бы не штурмовал ее, он разворошил осиное гнездо.

К'чайн Че'малле ломились назад, внутрь двора. Все здание сотрясали магические взрывы. По стене бежали урдомены и беклиты. Змеящиеся спирали серых молний били с северной крыши, соединяясь с двадцатью кружащими в небе кондорами. За ними над гаванью виднелась громадная штормовая туча; из ее недр били белые молнии.

Лейтенант оглядела потрепанные взводы. Они потеряли трех тяжелораненых, как она и предполагала. Ни один из скрючившихся на окутанной дымом улице Сжигателей не остался цел — она видела слишком много крови на грязных мундирах. На северо-западе раздавались звуки боя, но сюда не приближались. Хватка понимала, что Даджек стремится достигнуть крепости, любой ценой. Но по всему выходило, что его оттесняют, медленно, но неуклонно. Игра провалилась. Мы остались одни.

— К'чайн Че'малле! — прошипел сзади солдат. — Идут за нами!

— Отлично. Помогли нам решиться, — буркнула Хватка. — Быстро к пролому Ежа!

Сжигатели понеслись через заваленную обломками улицу. Дымка первой миновала все препятствия. Сразу за руинами башни стояло разваленное здание — три стены и остаток крыши. Внутри полумрак, но слева можно разглядеть дверь.