Наталья Михайлова - Земля Горящих Трав

— Ну, буду, — пообещал тот, почувствовав, что Дьорви в целом с ним соглашается. — Правда, буду.

И спустя небольшой срок среди землепроходцев появился новый доброволец — Йанти Дейс. Он должен был вести языковую практику у разведчиков: научить разговаривать, как говорят на окраинах Летхе, одеваться и вести себя так, как принято там. В то же время Йанти сам всерьез взялся за учебу и вскоре послал матери Дьорви открытку на хельдском наречии: "Я живу хорошо. Спасибо за свитер".

Полынь на Ярвенниной поляне этой весной уже не была такой густой, как в прошлом году. Когда Сеславин стал выздоравливать, Ярвенна явилась в Патоис. К ней вышел полакомиться коркой хлеба смирный огненногривый тур, птицезверь по-прежнему вил гнездо на старом дубе. Спустя неделю Ярвенна увидела и самого Духа. Он был в своем «мирном» облике — в венке из дубовых веток, в куртке, вышитой бисером.

Ярвенна перелистывала свой полевой дневник, вспоминая прошлогодних воинственных призраков полынной поляны. Теперь, похоже, все успокоилось.

Сеславин долечивался в здравнице. Жизнь входила в обычную колею.

Но в начале лета в Патоис снова начались диковинные явления. Ярвенна услышала рев тура в зарослях и пронзительный крик птицезверя. Дух стоял на краю поляны, вместо посоха он держал копье. Его грубое лицо покрывала черно-красная боевая раскраска. Дух стоял и ждал, долго, неподвижно…. Так продолжалось несколько дней. Проводник кружил над головой Ярвенны, почти задевая ее крылом.

Группа землепроходцев, изучающая Патоис, наблюдала в разных местах и другие примеры воинственности Духа. Раньше это случалось лишь на полынной поляне.

Наконец все воплощения Духа разом исчезли. Больше не появлялись ни копьеносец, ни птицезверь. Только огненногривый тур рыскал по лесу, в каком-то неистовстве ломая кусты и молодые деревца. Он ревел, метался, взрывал копытами землю, в его рыжей гриве застряли ветки и листья.

Ярвенна помнила, что тур — воплощение Сеславина. Она начала догадываться, что Дух зовет именно его. Ей не хотелось этого. Совсем недавно она чуть не потеряла мужа. Сеславин еще находился на излечении и не собирался потом возвращаться в число землепроходцев. Ярвенна надеялась, что она неверно истолковывает поведение Духа. Но вскоре на заседании ученой группы кто-то высказал ту же мысль: не потому ли исчезли все псевдообъекты, а тур ведет себя беспокойно, что Дух желает видеть Сеславина?

Ярвенна смеялась над собой: чего она боится? Она сама ходит в Патоис, следопыты охраняют землепроходцев. Что случится, если Сеславин еще один раз придет на Землю, просто выяснить, чего хочет от него Дух?

На заседании она подтвердила, что согласна с предположением, но возразила:

— Сеславин в здравнице. Мы можем подождать, когда он окончательно восстановит здоровье?

— Ну, рассказать-то ему обо всем, наверное, можно и сейчас? — подал голос один из землепроходцев.

Ярвенна согласилась. До окончания курса восстановления Сеславину оставалось всего десять дней. Он был почти здоров, и его нельзя было оберегать от новостей, как тяжело больного. Во время следующего свидания Ярвенна передала мужу, что творится в Патоис.

— Давай я явлюсь там? — сам предложил Сеславин.

Он заметил, как на лицо Ярвенны набежала тень:

— Дождись хотя бы, пока тебя выпишут.

— Ну, не беспокойся, — убедительно сказал он. — Я уже здоров. Видела бы ты меня на спортплощадке!

Врач разрешил Сеславину сделать короткий рейд на Землю Горящих Трав. "Собственно, вы практически уже здоровы. Важнее всего, чтобы вы сами не чувствовали никакого страха перед своим появлением на Земле". "Я не чувствую никакой тревоги, — заверил Сеславин. — Я полностью уверен в себе".

Тур успокоился, увидев на поляне Сеславина, взял ломоть хлеба из его рук и ушел в дебри. Сеславин и Ярвенна ждали прихода Духа. Пока его не было, Ярвенна сделала себе и мужу венки: себе из полыни, ему — из молодых веток дуба, и вплела в свой звездчатку и вьюнок, а в его — цветы боярышника. Ярвенна считала, что из-за восприимчивости Духа к человеческой культуре, по возможности, стоит украсить себя, если показываешься ему.

Наконец еще издалека послышался громкий шелест листьев. Кто-то огромный и ловкий шел через заросли, раздвигая, но не ломая их.

Новый облик Духа поразил Сеславина и Ярвенну. Его снаряжение напоминало снаряжение царевича Тирса со старинных фресок: шлем с небольшим наносником, гибкие поножи и легкие латы — нагрудник искусно передавал очертания грудных мышц. Поверх доспеха, висело ожерелье из волчьих когтей, как у богатыря Стиврата. Но Дух-воин был безоружен.

Он снял шлем. Его лицо показалось Сеславину смутно знакомым. Ярвенна чуть не вскрикнула: "У Духа твое лицо!", но не успела: тот облекся сиянием, ярким, как пламя. С крон деревьев со встревоженными криками снялись птицы. Дух поднял руку — и в небе сверкнула огромная ветвистая молния.

Дух погасил сияние, присел у подножия дуба и протянул Сеславину руку. У Ярвенны взволнованно билось сердце. Она не сводила глаз с мужа, который шагнул к Духу и подал руку в ответ. Ярвенна подошла ближе. В это время Дух «заговорил»: как когда-то давно, в сознании Сеславина замелькали подземные тоннели с гладкими стенами, пещеры, облицованные затвердевшей слизью паразита, и он услышал характерный угрожающий стрекот: "чьщек, чьщек"…

"Вся наша наука о Земле так или иначе сводится к истолкованию феномена Духа", — писал Аттаре в опубликованной части своей монографии. Теперь все накопленные землепроходцами сведения о мире Горящих Трав должны были послужить истолкованию "воинственного Духа", явившегося Сеславину. Его обсуждали на ученых советах и просто между собой.

Друзья-ветераны встретились у Хородара.

Художник жил один на самой окраине Звониграда в доме с лабораторией светописи и живописной мастерской. С балкона открывался вид прямо на покрытые редким сосняком горы.

В мастерской и лаборатории Хородар поддерживал своеобразный рабочий порядок. Остальные комнаты в его доме казались временным пристанищем: на столах и стульях пылились газеты месячной давности, стояли забытые чашки с подернутой плесенью заваркой на дне, обои выцветали, вещи ветшали. Все выглядело так, будто хозяин собирается переезжать и уже упаковался, оставив только хлам и паутину в углах. Правда, в доме были высокие потолки, в открытые окна светило солнце. Жилище Хородара носило отпечаток того же уюта, что носит пустырь в летний полдень. Даже пахло тут не жильем, а ветром с гор.

Поздним вечером Хородар поставил чайник. Перед этим он срезал красную розу в саду. Красная роза, камень и солярный знак, который художник быстро нарисовал мелом прямо на столе, — алтарь Аттаре.