Наталья Михайлова - Земля Горящих Трав

Но к мнению Дана и других «умеренных» Совет землепроходцев серьезно прислушивался. В Обитаемом мире уже давно не было почвы для фанатизма, для достижения цели любой ценой. Строить школу в глухой деревне или ликвидировать наводнение в Хельдерике было подвигом, за который с азартом брались любители приключений вроде Сеславина. Теперь речь шла о реальной и опасной борьбе, о растущей ненависти к врагу, жажде мести за погибших друзей. В этом котле оказывались люди, мало видевшие в своей жизни зла, эмоционально развитые, все принимающие близко к сердцу. Поэтому Совет землепроходцев большое внимание уделял моральной подготовке добровольцев. Суд над Аттаре за уничтожение сторожевого катера землян тоже был вызван желанием Совета дать оценку зарождающемуся «романтизму».

Теперь "спасательная экспедиция" Ярвенны стала болезненным вопросом не только для Северной Оливы, но и для всего движения землепроходцев. Дан осуждал ветеранов за то, что они своим авторитетом провели в Совете решение, ради "идеальной любви" приговаривающее молодую женщину к верности погибшему мужу.

Ярвенна вернулась на свою полынную поляну и виделась только с сыном. Стиврат по-прежнему жил у бабушки в Лесной Чаше. Он был еще слишком мал, чтобы очень скучать по отцу. Ярвенна объяснила, что Сеславин выполняет важное задание на Земле Горящих Трав, и Стиврат лишь изредка о нем вспоминал. Зато сама Ярвенна непрестанно думала о муже. Она подолгу сидела у корней дуба, над ее головой висела железная лампа Сеславина. Так сидят у постели больного: на всякий случай, чтобы, открыв глаза, он мог видеть родное лицо. Иногда Ярвенна вставала и уходила в полынь, становясь невидимой для человеческого взгляда.

Ярвенну навещал только Хородар. Она сама просила друзей дать ей побыть одной, не беспокоить ее слишком часто. Хородар замечал, как день ото дня полынь на Ярвенниной поляне становится выше и гуще: это было верной приметой, что здесь водится полевица. Если Ярвенна не выходила к Хородару сразу, он, бывало, ее не звал и возвращался в Северную Оливу, так и не повидавшись. Художник понимал, что, растворившись в полыни, Ярвенна отдыхает, что она в это время сама, будто трава, жива чувством земли под босыми ногами, дождем и ветром.

Хородар был влюблен в Ярвенну с тех пор, как увидел ее в гостях у Аттаре, где она пела "Семена полыни". Но Ярвенна была счастлива с мужем, и Хородар покорно полюбил всю ее семью. Сеславин с Ярвенной тоже считали его своим близким другом, и, приглашенный на все их домашние праздники, художник Хородар с кудрявой головой, широким лбом и бородой в блестящих черных завитках сам себе казался диким чудищем, которое в одиночестве наблюдает из зарослей за влюбленной парой.

Теперь Ярвенну через год признают вдовой. У Хородара камень лежал на сердце. Если бы он встретил ее впервые только сейчас! Тогда бы в его любви не было той сомнительной, темной стороны: что он выиграл на смерти друга.

Хородар был влюблен так, как умеют любить художники: в Ярвенне для него воплощался какой-то таинственный идеал, ее красота обнаруживалась в линиях, пропорциях, в чередовании движения и статики. Только сейчас у него появился шанс приблизиться к ней иначе: как к женщине. Но несчастного художника изводил внутренний голос: "Может быть, случилось то, на что ты надеялся? Ты не смотрел на девушек, столько лет был верен замужней женщине… чего ты ждал? Во всяком случае, теперь ты рад, правда?". Хородар ужасался этой мысли. Ему казалось, Ярвенна обязательно спросит его: зачем же он пять лет был вхож в их семью, зачем стал другом человека, жену которого втайне любил?

Хородар чувствовал, что должен дать Ярвенне понять: с ним она снова может быть счастлива. Ярвенна увидит, она поверит, что Хородару был дорог и Сеславин, и точно так же дорог маленький Стиврат, его сын, и он действительно любил всю их семью, и только больше всех — саму Ярвенну. Но пока Хородар не смел даже намекнуть ей на это.

Чтобы встретиться с Даном, Хородар заглянул в редакцию. Лагерная газета "Листок Оливы" версталась в типографии в Даргороде. Только что привезли пачки свежих номеров. Они лежали в углу редакционной комнаты, дожидаясь, пока их отнесут в Дом собраний, куда за газетой может зайти любой.

— Давай поговорим, Дан, — напряженно сказал Хородар. — Надо бы кое-что обсудить.

Редактор сразу догадался:

— Ты про Ярвенну? Ну, давай.

— Зря ты лезешь в ее жизнь, — художник опустил голову. — Зря…

— Располагайся, — предложил сидящий за столом Дан. — Кажется, разговор у нас не на два слова.

Хородар опустился на свободный стул, подождал, не добавит ли Дан еще что-нибудь. Тот молчал. Светописец мирно сказал:

— Ты не прав. Ярвенна любит Сеславина, для нее он жив, и тут ничего не поделаешь.

— Если это ее личное дело, объясни, зачем мы тогда его обсуждали на Совете? — слегка усмехнулся Дан. — Кажется, вам самим хотелось привлечь побольше внимания к жертве Ярвенны. Она для вас вроде живого памятника на могиле героя-первопроходца.

Светописец слушал в немом удивлении, порываясь возразить.

— Что ты такое говоришь? — произнес наконец Хородар. — Что ты выдумал? По-твоему, мы хотим из памяти друга сделать святыню землепроходцев, превратить Сеславина в нашего героя? И для этого нам вдобавок нужна верная, безутешная вдова? Ты с ума сошел, или я тебя не понимаю. Из Сеславина не надо делать героя: он и так герой, он награды свои заработал трудом и кровью. И Ярвенна… Для нее не жертва — прождать его десять лет, а, наоборот, для нее жертва — ради приличий заставлять себя даже сейчас жить обычной жизнью, держать для таких, как ты, благопристойный уровень "личного счастья". У тебя самого, Дан, счастье каждого человека — отвлеченная идея, — хмуро добавил он, — так что и герой для тебя — кто-то опасный, и любовь — какой-то максимализм…

Но Хородар не смог переубедить редактора и ушел от него ни с чем. Он вышел из редакции, мучаясь в душе вопросом, какова доля правды в словах Дана? "Неужели мы все авантюристы? — светописец нахмурился, стараясь представить это себе. — Предположим, через сто лет в учебниках истории напишут: "…погиб во время авантюры на Земле Горящих Трав". Внезапно ему вспомнились строки из географического трактата в стихах, найденного археологами:

Вихри Летхе,

Темные ели Кибехо

И теплота Тиевес,

Травы и листья Патоис

И Хирксон-скалы.

"Отдал жизнь за будущее Земли… за теплоту Тиевес, за травы и листья Патоис… вот как напишут в учебниках", — подумалось Хородару, и эта мысль вопреки всему заставила его улыбнуться.

Поляна Ярвенны все гуще зарастала полынью. Закончилось лето. Созрели полынные семена. Ярвенна по-прежнему ждала своего пропавшего мужа. После первых недель беспросветного горя ее жизнь вошла в новую колею. Ярвенне действительно казалось, что она в экспедиции. Она вела дневник полевых наблюдений, отмечая все необычное, что происходило вокруг нее.