Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

— Ты что-то задумала, моя принцесса. Ты уже просчитываешь, как обратить это нам на пользу.

— На пользу нашему двору. Неблагой двор, наш двор, веками очерняли в людских глазах. Если нам удастся добиться публичного судебного процесса над королем Благого двора по обвинению в изнасиловании, мы наконец убедим людей, что не мы вечные злодеи.

— Речь королевы, — сказал Дойль.

— Речь политика, — откликнулся Шолто, и комплиментом это не прозвучало.

Я наградила его соответствующим взглядом.

— Ты ведь тоже правитель. Ты правишь народом своего отца. И что, ты обречешь свое царство на гибель, лишь бы отомстить?

Тут он отвернулся; на лбу появилась морщинка, выдававшая его гнев. Но как бы ни был обидчив Шолто, с Холодом ему не сравниться — вот кто дал бы ему сто очков вперед.

Рис шагнул ближе, тронул меня за руку — за ту, в которой не было иглы капельницы.

— Я бы сразился за тебя с королем, Мерри. Ты это знаешь.

Я взяла его за руку и взглянула прямо в трижды-голубой глаз.

— Я больше никого не хочу терять, Рис. С меня довольно.

— Холод не умер, — сказал он.

— Он теперь белый олень. И мне сказали, что он может остаться оленем на сотню лет, а мне тридцать три и я смертная. До ста тридцати трех мне не дожить. Он может вернуться в прежний облик, но для меня будет слишком поздно. — В глазах у меня жгло, горло сжалось, и слова с трудом протискивались сквозь гортань. — Он никогда не возьмет на руки своего ребенка, не станет ему настоящим отцом. Ребенок вырастет до того, как у Холода появятся руки, способные его держать, и рот, способный говорить о любви и отцовстве.

Я откинулась на подушки и перестала сопротивляться слезам — цеплялась за руку Риса и плакала.

Дойль встал рядом с Рисом и прижал ладонь к моей щеке.

— Если бы он знал, что ты так будешь по нему горевать, он бы больше боролся.

Я сморгнула слезы и посмотрела в черные глаза.

— О чем ты говоришь?

— Мы оба видели одинаковый сон, Мередит. Мы знали, что одному из нас придется пожертвовать собой ради возрождения мощи волшебной страны. Один и тот же сон одновременно.

— И никто из вас мне не сказал, — обвиняющим тоном констатировала я. Лучше злиться, чем плакать.

— А что бы ты сделала? Бесполезно спорить с выбором богов. Но жертва должна быть осознанной и добровольной, сон это ясно говорил. Если бы Холод знал, что ты о нем станешь горевать больше, он бы сильней противился, и тогда ушел бы я.

Я покачала головой и забрала у него руку.

— Разве ты не понимаешь? Если бы в зверя превратился ты, если бы я потеряла тебя, я бы плакала точно так же.

Рис сжал мои пальцы:

— Ни Дойль, ни Холод не понимали, что они оба, вдвоем, а не по одному — лидеры гонки.

Я выдернула руку из его ладони и сердито на него воззрилась, радуясь собственной злости: она была куда приятней всех других моих теперешних чувств.

— Дураки вы все! Как вы не понимаете, что я буду страдать по каждому из вас? Что среди близких мне нет ни одного, кого я могла бы потерять, кем могла бы рискнуть? Вы что, вообще не понимаете?! — Я на них орала, и это было куда лучше, чем рыдать.

Дверь снова открылась, и появилась медсестра, а за ней по пятам — врач в белом халате. Врача я уже видела. Доктор Мэйсон — педиатр, один из лучших в штате, а может и в стране; это мне тщательно втолковал присланный теткой адвокат. Интересно, что адвоката она прислала смертного, а не кого-то из придворных. Никто из нас не мог понять, что стоит за ее решением, но я подозревала, что она отнеслась ко мне так, как отнеслась бы к себе на моем месте. Она имела обыкновение убивать горевестников. Нанять нового смертного адвоката проблем не составляет, а бессмертных фейри слишком мало — так что она послала того, кого легче заменить. Впрочем, адвокат совершенно определенно заявил, что королева в восторге от моей беременности и сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы я ее доносила. Включая оплату услуг доктора Мэйсон.

Врач сердито глянула на стражей.

— Я просила не волновать ее, господа. Это не шутки.

Пока врач отчитывала посетителей, медсестра, кряжистая женщина с забранными в хвост темными волосами, проверила мониторы и захлопотала надо мной.

Доктор носила широкую черную головную повязку, резко контрастировавшую с золотистыми волосами — из чего становилось ясно (по крайней мере мне), что цвет волос у нее не натуральный. Она была ненамного выше меня, но совсем не казалась коротышкой, наседая на моих стражей. Она сумела включить в поле своего неудовольствия и Риса с Дойлем у кровати, и Шолто в углу возле стула.

— Если вы будете расстраивать мою пациентку, вам придется покинуть помещение.

— Мы не вправе оставить ее одну, доктор, — пробасил Дойль.

— Я наш договор помню, а вот вы, видимо, забыли. Разве я вам не говорила, что ей необходим отдых, и ни в коем случае ее нельзя волновать?

«Договаривались» они явно где-то за дверью, потому что я ничего такого не слышала.

— Что-то не так с малышами? — спросила я, вдруг испугавшись. Лучше бы я продолжала злиться.

— Нет, ваше высочество, они вполне… — тут была едва заметная пауза, — здоровы.

— Вы что-то недоговариваете, — сказала я.

Врач с медсестрой переглянулись, и взгляд их мне не понравился. Доктор Мэйсон подошла к кровати, встав напротив мужчин.

— Я просто беспокоюсь о вас, как беспокоилась бы о любой пациентке с двойней.

— Я беременна, а не больна, доктор Мэйсон.

Пульс у меня зачастил, что тут же отразилось на мониторах. Мне стало понятно, почему мониторов вокруг больше обычного: если с моей беременностью что-то пойдет не так, у больницы будут неприятности. Найти особ выше меня по положению не так-то просто, и врачи побаивались. К тому же доставили меня в состоянии шока, с низким давлением, с пониженными прочими показателями, кожа на ощупь была холодная. Надо было убедиться, что сердцебиение не замедлится и прочие показатели не упадут еще больше. Но теперь мониторы фиксировали мою нервозность.

— Доктор, скажите все начистоту: ваша запинка меня напугала.

Она покосилась на Дойля, тот коротко кивнул. Мне это совсем не понравилось.

— Ему вы уже сказали?

— Отвлечь вас не удастся? — спросила она.

— Нет.

— Наверное, сделаем вечером еще одно УЗИ.

— Это моя первая беременность, доктор, но от подруг в Лос-Анджелесе я слышала, что на ранних стадиях беременности УЗИ так часто не делают. Мне сделали уже три. Что не так с детьми?

— Клянусь, что с вашими близнецами все хорошо. Насколько я могу видеть по данным УЗИ и показателям кровотока, вы здоровы и находитесь в начале нормальной беременности. Двойня беременность несколько осложняет и для матери, и для врача, — тут она улыбнулась. — Но ваши близнецы выглядят отлично. Клянусь.