Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

— Ты меня зачаровываешь, — сказала я.

— Тебе нужно отдохнуть, ради детей, которых ты носишь. Позволь мне помочь тебе.

— Ты хочешь зачаровать меня с моего же разрешения, — тихо сказала я.

— Да.

— Не разрешаю.

Он наклонился ко мне; огоньки в глазах разгорелись радужными искрами.

— Ты мне веришь, Мередит?

— Да.

— Тогда позволь мне тебя усыпить. Клянусь, что ты проснешься куда бодрее, чем сейчас, а все проблемы будут еще дожидаться твоего решения.

— Ты не станешь решать без меня ничего важного? Обещаешь?

— Обещаю, — сказал он и поцеловал меня.

Он меня поцеловал, и вдруг перед глазами у меня остались только мрак и разноцветные огни. Словно вокруг летняя ночь, где горят светлячки — только светлячки красные, зеленые, золотые и… Я уснула.

Проснулась я навстречу солнечному свету и улыбке Галена. На свету его волосы ярко зеленели, окружали голову зеленым ореолом, так что даже в белизне его кожи проступил зеленый оттенок, заметный обычно только когда он надевал зеленую рубашку. У него одного из всех моих мужчин волосы короткие; единственная уступка традициям — тонкая косичка, перекинутая сейчас через плечо и стелившаяся по кровати. Мне поначалу жалко было его остриженных волос, но сейчас я воспринимала прическу просто как особенность Галена. Гален был для меня просто Галеном с моих четырнадцати лет, когда я впервые попросила отца выдать меня за него замуж. Только годы спустя я поняла, почему отец отказал. Гален, мой славный Гален, неспособен был на интриги, увертки и дипломатию. А в высшем свете фейри это необходимость.

Но он пошел искать меня в Благом дворе, потому что он, как и я, умело пользовался тонким гламором. Мы оба умели изменять свою внешность под чужим взглядом, позволяя другим видеть только те перемены, которые нам хотелось показать. Это волшебство осталось в арсенале у всех фейри, когда другие, более значимые таланты исчезли.

Я потянулась к Галену рукой, но капельница меня остановила. Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. Впервые с тех пор, как меня привезли в больницу, мужчина целовал меня в губы. Ощущение было чуть ли не странным, но приятным. Может, другие стражи боялись меня целовать по-настоящему? Боялись напомнить мне, что со мной сделал мой дядя?

— Мне больше нравится, когда ты улыбаешься, — сказал Гален.

Я улыбнулась ему: не один десяток лет уже он знал, как заставить меня улыбнуться. Нежно, словно бабочка крылом, он прикоснулся к моей щеке. Я вздрогнула, но не от страха. Он улыбнулся шире, и я невольно припомнила, почему когда-то предпочитала его всем другим.

— Уже лучше, но здесь со мной пришел кое-кто, кто сумеет надолго удержать твою улыбку.

Он подвинулся, и я разглядела за его спиной куда меньшую фигурку. Ба ниже Галена больше чем на фут.

У нее длинные волнистые волосы моей матери, все еще сочного каштанового цвета, хотя ей уже несколько сотен лет. Глаза у нее карие, яркие и традиционно красивые. А вот остальное совсем не так традиционно. Лицо у нее походит на лицо брауни, а не человека, то есть у нее нет носа. Ноздри есть, а больше ничего. И губ почти нет, отчего ее лицо напоминает череп. Коричневая морщинистая кожа не от возраста такая, это просто наследие брауни. Глаза, возможно, тоже достались ей от моей прабабушки-брауни, но волосы наверняка от прадеда. Он был шотландский фермер, а фермеры не заказывают портретов: только по отдельным чертам во внешности моей матери, тети и бабушки я могла судить о своих человеческих предках.

Бабушка подошла к постели и накрыла ладонью мою руку.

— Дитятко мое, что ж с тобой сделали? — В глазах у нее блестели непролитые слезы.

Другой рукой я накрыла ее руку, легшую поверх капельницы.

— Не плачь, Ба, не надо.

— Почему? — спросила она.

— Потому что я тогда тоже расплачусь.

Она громко втянула воздух и быстро кивнула.

— Верно, Мерри. Если ты можешь храбриться, то и я могу.

У меня защипало в глазах и горло вдруг сжалось. Пусть иррационально, но я почему-то чувствовала себя в большей безопасности рядом с этой маленькой женщиной, чем под защитой своих стражей. Их долгом было отдать за меня жизнь, и все они числились среди лучших воинов обоих дворов, но в безопасности я себя не чувствовала. А сейчас, рядом с Ба, вновь появилось детское чувство защищенности, словно ничего по-настоящему дурного не может со мной произойти, пока она здесь. Ох, было бы так на самом деле.

— Король поплатится за свое злодейство, Мерри, моя тебе клятва.

Слезы отступили под наплывом откровенного страха. Я крепко сжала ее руку:

— Я своим стражам запретила его убивать или вызывать на поединок. И ты тоже, Ба, оставь Благой двор в покое.

— Я тебе не гвардеец, дитя, мною не покомандуешь.

На лице у нее появилось хорошо мне знакомое выражение, упрямство угнездилось в глазах, напрягло узкие плечи. Не хотелось мне встретиться с сопротивлением в этом вопросе.

— Я не командую, но если ты погибнешь, пытаясь защитить мою честь, мне это вряд ли поможет. — Я поднялась и взяла ее за плечо. — Ну пожалуйста, Ба! Я не вынесу, если лишусь тебя, да еще по моей собственной вине.

— Не твоя то вина, Мерри. Вся вина на дрянном короле.

Я покачала головой, почти сев на кровати — со всеми прикрепленными ко мне трубками и проводами.

— Ба, прошу, пообещай мне, что не наделаешь глупостей. Ты мне нужна будешь — как я без тебя с детьми управлюсь?

Со смягчившимся лицом она потрепала меня по руке.

— Двойняшки, значит, как и у меня?

— Говорят, близнецы рождаются через поколение. Похоже, правда, — сказала я. Открылась дверь, снова вошли врач и медсестра.

— Я же просила вас, господа телохранители, не волновать принцессу, — со всей строгостью сказала доктор Мэйсон.

— Ох, это я виновата, — сказала Ба. — Прошу прощения, доктор, но я ее бабушка и расстроена немного тем, что случилось.

Доктор, должно быть, уже встречалась с Ба, потому что не стала на нее коситься украдкой, как обычно делают люди. Просто поглядела укоризненно и погрозила пальцем:

— Неважно, кто виноват. Если показатели мониторов не перестанут из-за вас скакать во все стороны, всем вам придется уйти.

— Мы уже объяснили, доктор, — вмешался Дойль. — Принцесса постоянно должна быть под охраной.

— За дверью дежурит полицейский и ваши люди тоже.

— Ей нельзя оставаться одной. — Это уже Рис.

— Вы считаете, что сейчас ее высочеству реально что-то угрожает? Здесь, в больнице?

— Конечно, — ответил Рис.

— Да, — хором заявили Дойл и Шолто.

— Могущественный властитель, который изнасиловал свою племянницу, имея любую магию к своим услугам, может сделать что угодно, — сказала Ба.

Доктор смутилась.