Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

— Изгнание, — повторил Шолто.

Мы были согласны. Теперь нужно было найти Риса и Галена и сказать им, что мы уезжаем.

Дойл позаимствовал немагический кинжал от Шолто, у кого оказалось в офисе спрятано много оружия. Я задалась вопросом, а не была ли и его спальня так же оснащена оружием? И поняла, что это вполне вероятно. Это показывало недостаток высокомерия и предусмотрительность, что я нахожу похвальным в воинах сидхе и ужасно привлекательным в короле. Сегодня мы пытались выжить и сбежать, и дополнительное немагическое оружие было лучшей идеей.

Дойл использовал кинжал, чтобы связаться с Рисом. Большинство в волшебной стране использовали для этого зеркала, но часть изначальной магии могла отражаться и на еще одной поверхности, которую все мы носили. Почти все носили ножи, чтобы резать пищу или для хозяйственных работ. Нож полезен для многих вещей, а не только для убийства. Нужна была только кровь, чтобы воззвать через лезвие. Скорее всего, именно по этой причине стали все чаще пользоваться зеркалами.

Дойл провел пальцем по лезвию, надрезая его, и смазал кинжал кровью. Затем наклонился ближе к лезвию и позвал Риса.

Я устроилась в большом офисном кресле Шолто, подобрав ноги под себя. Живая корона в моих волосах распуталась и исчезла. В волосах Шолто тоже больше не было короны. Видимо, магия выполнила свою задачу.

То ли волшебство оставило меня, то ли все сегодняшние события навалились на меня, но сейчас мне было холодно. Этот холод не имел ничего общего с температурой в волшебном холме. От такого холода не спасет одеяло, это холод сердца и души.

Меч Абен-дул лежал на пустом столе Шолто. Изображения, которые появились на его рукоятке, все еще оставались там, застыв в материале рукояти, больше похожей на кость, но не совсем. Нагое тело женщины застыло в миниатюре, ее лицо было полно боли и ужаса, ее нога стекалась с ногой человека над ней.

Рука плоти одна из самых ужасных магий, которыми обладали сидхе. Я использовала ее только дважды и каждый из них я помнила. Если бы я использовала ее на людях, то возможно, это было бы менее ужасно, потому что они умерли, когда их вывернуло бы наизнанку, сидхе же от этого не умирали. А значит нужно было найти другие способы, чтобы остановить их агонию, пока они кричали, а их внутренние органы блестели на свету. Их сердце было снаружи, все еще связанное с сосудами и органами. Последним сидхе, владевшим рукой плоти, был мой отец. Но меч на столе передо мной явился не ему. Он явился мне. Почему?

Мистраль шагнул между мной и столом, упершись руками в спинку кресла, он толкнул его. Кресло откатилось назад, и я посмотрела на него.

— Принцесса Мередит, ты выглядишь испуганной.

Я открыла рот, закрыла, и наконец произнесла:

— Мне холодно.

Он улыбнулся, но глаза остались серьезными, когда он повернулся к Шолто.

— Принцессе холодно.

Шолто просто кивнул, и открыл дверь, чтобы поговорить с охранниками, ждущими снаружи. Он был королем и был уверен, что охранники стоят там, и что один из них будет счастлив позвать прислугу принести одеяло или пальто. Это было высокомерное благородство. У меня никогда не было достаточного количества слуг, чтобы я привыкла приказывать. Хотя возможно мой отец именно так и планировал. Он был человеком, который думал далеко вперед. Возможно он понимал, что без такого высокомерия, я буду более справедливой. Волшебная страна нуждалась в небольшом количестве справедливости.

Мистраль встал передо мной на колени, и он был достаточно высок, чтобы закрыть от моего взгляда стол. Меч не был единственной вещью на столе. Рядом с ним лежало копье. Оно больше не светилось, а было цвета выбеленного дерева, и на нем были видны руны настолько древнего языка, что я не могла прочитать их. Я задалась вопросом, а мог ли Мистраль их прочесть, но меня не так уж это интересовало, чтобы спросить. Есть другие вещи, о которых я должна была знать больше.

— Почему меч не прибыл в руку моего отца? Ведь у него была рука плоти.

Мне ответил Дойл.

— Еще у него была рука огня.

Я не оглянулась на него, но спросила:

— А у меня еще рука крови. Как одно относится к другому? Абен-дул предназначен любому, у кого рука плоти. Так почему я, а не мой отец?

— Предметы власти еще не начали возвращаться, когда был жив Принц Эссус, — ответил Дойл.

Мистраль спросил:

— Ты вызвал Риса?

— Да. — Дойл подошел ближе и встал справа от меня. Он взял меня за руку, руку, которая могла коснуться меча, и без соответствующей магии он вывернул бы меня на изнанку, и я умерла бы.

Он поцеловал мне костяшки пальцев, я попыталась освободить руку, но он удержал ее.

— В тебе огромная сила, Мередит. И в ней нет ничего неправильного или злого.

Я потянула сильнее свою руку, и скорее он позволил мне ее освободить, нежели я была сильнее.

— Я знаю, что моя магия не является злом, но зло то, что она делает, Дойл. Ты видел, что она творит. Это самая ужасная сила, которую я когда-либо видела.

— Принц никогда не демонстрировал тебе эту магию? — спросил Мистраль.

— Я видела врага, которого королева держит в шкафу своей спальни. Я знаю, что это мой отец превратил его в… шар плоти..

— Принц Эссус не соглашался с тем, что королева хотела делать… с этим, — сказал Дойл.

— Не с этим, — сказал Шолто. — С ним. Если бы это был не он, думаешь королева вытаскивала бы его из шкафа?

Все мы смотрели на него. Взгляд Мистраля не был счастливым.

— Мы пытаемся ее успокоить, а не ухудшить ее чувства.

— Королева гордилась, показывая Мередит насколько ужасной она могла быть.

Я кивнула.

— Он прав. Я видела… каким оставили пленника. Я видела его в ее кровати и слышала, как она приказывала положить его в шкаф.

— Я не знал, — сказал Дойл.

— Я тоже, — сказал Мистраль.

— Вы действительно думали, что королева щадила принцессу?

— Андаис скрывала от нее худшие из наших оскорблений, — сказал Мистраль, — поэтому Мередит никогда не видела, как она пытает нас, как в ту ночь, когда принцесса спасла нас. — Он взял одну из моих рук в свою и посмотрел на меня. В его взгляде было уважение, благодарность, надежда. Именно взгляд Мистраля той ночью дал мне храбрость рискнуть собой, чтобы спасти их всех от королевы. Его глаза той ночью ясно говорили, что я была всего лишь никчемной принцесской. И я приложила все силы, чтобы доказать ему обратное.

Я задалась вопросом — знал ли он, что его взгляд тогда сделал. И это подтолкнуло меня сказать ему об этом.

— Именно твои глаза той ночью, Мистраль, заставили меня рискнуть пойти против королевы.

Он нахмурился.

— Ты меня тогда едва знала.

— Правда, но ты смотрел на меня, пока она одних кромсала, а других заставляла смотреть на это. Твои глаза сказали мне, что ты тогда думал обо мне, что я ни на что не годная придворная дамочка.