Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

— Ты действительно выглядишь в этом пальто прекрасно. Оно идет тебе.

— Да, — сказал Мистраль. — Не хотел проигнорировать твою красоту, принцесса. Прости меня. — Он опустился на одно колено. Я видела, как стражи так делали для Королевы Андаис, когда они боялись, что они вызвали у нее недовольство.

— Встань, — сказал я, — и никогда так больше не делай.

Он выглядел озадаченным, но встал, хотя неуверенность на его лице была почти болезненной.

— Я расстроил тебя. Я сожалею.

— Так падать на колени, как ты сейчас сделал — это для королевы, — сказал Дойл.

Я кивнула.

— Я должна была провести свою жизнь униженно коленопреклоненной. Я не хочу видеть это в своих королях, или отцах моих детей. Ты можешь извиниться, Мистраль, но никогда не падай на землю, будто боишься того, что я сделаю. Это не мой стиль.

Он посмотрел на Дойла, который ему кивнул. Мистраль встал рядом с нами. Он улыбнулся мне немного растерянно.

— Это займет некоторое время, чтобы привыкнуть к таким вещам, но я постараюсь удержаться от коленопреклонения.

Я должна была улыбнуться этому.

— О, я не знаю. Мне нравится видеть человека коленопреклоненным, но если для этого есть очень хорошая причина.

Мистраль нахмурился.

Дойл объяснил.

— Она имеет ввиду, что, если ты решишь доставить ей удовольствие, то можешь встать на колени.

Мистраль покраснел, я никогда не видела его таким до сих пор. Он отвел взгляд, но ответил,

— Я буду счастлив сделать это снова с тобой, принцесса.

— Мередит, Мистраль. Зови меня Мередит или даже Мерри, когда мы одни.

Дверь открылась без стука, и я знала, что это Шолто. Он вошел, его лицо было несчастным.

— Что случилось? — спросил Дойл.

— Ваша мать прислала сообщение. Она требует доказательств, что с тобой все в порядке или благие готовы атаковать холм слуа.

— Они что, действительно хотят напасть на вас? — изумилась я.

— Не знаю, сделали бы это они, но они угрожают этим.

— Разве они не понимают чем рискуют? — спросил Дойл.

— Я думаю, что они пока не видят людей, чтобы говорить так, а мы всегда устраивали небольшие сражения друг с другом, о которых люди понятия не имели. О таком мы людям не рассказываем.

— Таранис изменил это, когда пошел к человеческим властям и обвинил моих мужчин в насилии.

— Это было… странно, — сказал Шолто.

— И если мы можем добраться до человеческих властей, мы расскажем им о преступлении, о настоящем преступлении, — сказала я, и даже мне слова показались мрачными.

Дойл обнял меня, и я прижалась к его голому торсу.

— Мы можем говорить по зеркалу с твоей матерью. — Шолто мрачно смотрел на Дойла.

— Что? — спросил Мистраль.

— Я только что понял, впервые буду говорить с тещей.

Дойл был поражен.

— Я думал о Бесабе, как о враге слишком долго, но ты прав. Она мать Мередит.

— Нет, она только родила меня, — сказал я. — Вы видели смерть единственной женщины, которая заработала право называться моей матерью. Меня воспитывали бабушка и отец. Теперь же моя мать хочет меня только потому, что я могу сделать ее матерью королевы благих. До того, как Таранис проявил интерес ко мне, она ни капли обо мне не заботилась.

— Она твоя мать, — сказал Шолто.

Я покачала головой, стоя в объятия Дойла.

— Нужно заработать право так называться. Именно так понимаются это люди. И не думаю, что просто рождение ребенка является достаточным основанием.

— Христиане полагают, что ты должна чтить своих родителей, — сказал Дойл.

— Да, это так, но спросите большинство американцев, и они скажут, что уважение нужно заработать.

— Ты хочешь проигнорировать запрос Бесабы? — спросил Шолто.

— Нет. Она хочет казаться потерпевшей стороной. Мы же должны показать ей, что нет причин для беспокойства. — Я подняла глаза к лицу Дойла. — Будет хорошо или плохо, если Дойл и Мистраль будут с нами? Или будет лучше, если будем только я и ты, Шолто?

— Я думаю, что требуется показать силу, — ответил он. Затем обратился к двум мужчинам. — Если у вас нет возражений, Мередит и я пойдем впереди, как король и королева, вы по сторонам от нас, а мои стражи позади нас. Давайте напомним им, с кем они хотят воевать.

Казалось, это предложение было встречено с одобрением. Шолто с улыбкой сказал:

— Уверен, что у меня найдется одежда, которая подойдет вам обоим, хотя Мистраль немного шире меня в плечах. Возможно подойдет безрукавка варварского короля.

— Я одену то, что тебе нравится, — сказал Мистраль. — Я ценю, что ты позволяешь нам оставаться рядом с Мередит в такой момент.

— Пусть благие, кто не боится Слуа, будут бояться Мрака Королевы и Мистраля Громовержца.

— Давно уже у меня не было той силы, о которой говорит это имя.

— Ты держишь копье, которое когда-то Тору-Громовержцу. Символ власти Тараниса находится в твоих руках, Громовержец.

— Я думаю, — сказал Дойл, — что благие не согласятся с таким положением вещей. Они здесь ради чаши. Если Таранис знает, что один из символов его власти выбрал другую руку, то он… — Дойл покачал головой и развел руки, как будто хотел обхватить что-то.

Я закончила его мысль:

— Таранис — самоубийца.

— Самоубийца? — Дойл произнес это с интонацией вопроса, затем кивнул. — Я собирался сказать, что он убьет нас всех, но да, этот термин точен.

Одежда Шолто подошла Дойлу и Мистралю по росту, но за исключением Риса и меня, все сидхе, которых я знала, были приблизительно шести футов ростом. Мужчины были все широкими в плечах, узкими в талии и стройными. Стражи были еще и мускулистыми, так как практиковались на тренировках с оружием и в войнах. Но Шолто был прав, говоря о плечах Мистраля. Они были шире, чем у Шолто или Дойла. Не на много, но достаточно, чтобы рубашки не подходили, натягиваясь слишком сильно, чтобы выглядеть хорошо. Лучше одеть меньше одежды и выглядеть хорошо, чем одеть больше, но выглядеть плохо. Мы собирались общаться с Благим Двором и они обо всех судили по внешности. То есть, если кто-то выглядел хорошо, то он был хорош. Вот такая неблагополучная семья.

Мирабелла, швея слуа, ходила вокруг Мистраля, натягивая на него пальто, которое она смогла найти для таких широких плеч. Она помогала ему держать пальто бледной, тонкой рукой, а потом разгладила складки дорогой синей ткани черно-белым щупальцем.

Ее правая рука была щупальцем ночного летуна. Она казалась человеком, за исключением этого щупальца. Щупальце было таким ловким, каким, я знала, могут быть щупальца ночных летунов. Она использовала обе свои руки не задумываясь. Видимо, сказывалась многолетняя практика работы обоими руками. Она была полукровкой ночного летуна? Ребенок насилия или согласия? Я хотела спросить, но это будет слишком грубо.