Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

Сегодня у него был эфир с двенадцати до шести. А вечером — тусовка в «Зеленой фее». И ведь люди вокруг живут по-прежнему, работают, гуляют, спят с женщинами…

Он чуть не сжег электрочайник, включив его без воды. Чертыхнулся. Выключил. Полез зачем-то на полку, рассыпал молотый кофе. Вытащил пару яиц из холодильника, одно уронил. Решил, что пора взять себя в руки.

— Алена! — позвал будничным голосом, будто ничего не произошло. — Иди завтракать!

Он не ждал, что она откликнется, и удивился, когда она остановилась на пороге кухни: лицо — красное и мокрое. Медвежонок мертвой хваткой прижат к груди. Глаза — отрешенные.

— Штаны надень, — строго сказал Аспирин. — Ты хоть понимаешь, что так выходить к завтраку — неприлично? И еще умойся и причешись!

Он спокойно, по-хозяйски поджарил две порции глазуньи, разрезал два помидора и луковицу, накрыл на стол. Алена вернулась — уже не такая красная, умытая, с медвежонком под мышкой.

— Итак, — сказал Аспирин, когда завтрак перешел в чаепитие, — я буду слушать, а ты расскажи мне все. Откуда ты пришла? Зачем? Почему тебе здесь, у нас, не нравится? Чем я могу тебе помочь? Ты все расскажешь, потому что я должен наконец тебя понять. Да?

Аспирин улыбнулся и включил диктофон, лежащий у него на коленях.

Девочка молчала.

— Ты говорила, у вас там нет смерти, — мягко поторопил ее Аспирин. — Правда?

— Там все другое, — сказала девочка, медленно помешивая свой чай. — Там никто не боится. Твоя музыка… она тебе нравится потому, что в ней есть отблеск… отражение… того мира, откуда я пришла. Вы все чувствуете его — хотя и не понимаете. Поэтому вам нравится музыка, где есть вот этот… блик, отблеск.

— Такая музыка не всем нравится, — сказал удивленный Аспирин. — И… ты сказала, что откуда-то пришла. Откуда?

За окном угрожающе взвыл кот, столкнувшийся в палисаднике с конкурентом.

— Я не могу туда вернуться, — пробормотала девочка.

— Почему?

— Я сбежала.

— А почему ты сбежала, если там так хорошо, а здесь так плохо?

— Потому что мне надо найти одного человека, — Алена смотрела сквозь Аспирина, будто высчитывала даты по календарю у него за спиной. — Моего брата. Он упал.

— Откуда?

— Ты не поймешь, — сказала она с неожиданным раздражением. — Мой брат… потерялся. Его можно вывести. Мне дали струны, чтобы я его вывела. Теперь надо научиться играть. На скрипке. Тогда я смогу найти брата. И смогу его вывести.

— То место, откуда ты пришла, — сказал Аспирин, внезапно озаренный, — это, случайно, не Рай?

Девочка странно на него взглянула:

— Я этого не говорила.

— Но имела в виду? А твой брат — может, он падший ангел?

Алена смотрела в свою чашку.

— Очень хорошо, — сказал Аспирин, и в самом деле весьма довольный. — Расскажи про своего Мишутку. Что случилось, когда пришли те нехорошие люди? Грабители, я имею в виду?

Ему показалось, что Алена смотрит с укоризной.

— Мишутка на них напал… И они тебя не ограбили. А ты хоть бы спасибо сказал.

— Спасибо, Мишутка! — настроение у Аспирина улучшалось с каждой минутой. — А кто у тебя в Первомайске? Ты там когда-нибудь бывала?

Алена не поднимала глаз.

— Скажи, — подначивал Аспирин.

Алена молчала.

— Хорошо, последний вопрос… Тот человек, который к нам приходил босиком… Ты его знаешь?

— Он не человек.

— А кто?

— Он… ты не поймешь.

— Ты его боишься?

— Здесь — да. А там… я ничего не боюсь. Там вообще нет страха. И голода нет, — добавила она тихо и потерла живот. — Знаешь, я вчера так хотела есть…

Аспирин поспешно выключил диктофон. На часах было пять минут девятого, до работы еще несколько часов, надо поскорее узнать, есть ли в психиатрических больницах детские отделения. По идее, должны быть.

— Замечательно, — он бодро поднялся из-за стола. — Помой пока посуду, мне надо кое-кому позвонить.

Он плотно закрыл дверь спальни, служившей также и кабинетом, и включил диктофон. Эта замечательная штучка размером с губную помаду никогда его не подводила — обширная электронная память, отличное качество записи, даже самый тихий шепот и бормотание удается потом расшифровать.

— Ты говорила, у вас там нет смерти, — сказал диктофон голосом Аспирина. — Правда?

Молчание. Аспирин, как ни вслушивался, не мог разобрать ни звука.

— Такая музыка не всем нравится, — послышался голос опять-таки Аспирина. — И… ты сказала, что откуда-то пришла. Откуда?

Он поднес диктофон к глазам. Остановил воспроизведение. Включил заново.

— Ты говорила, у вас там нет смерти. Правда?

Пауза. Тишина. Шум ветра за окном.

— Такая музыка не всем нравится. И… ты сказала, что откуда-то пришла. Откуда?

Пауза. Тишина. Кошачье мяуканье.

— Почему?

Пауза.

— А почему ты сбежала, если там так хорошо, а здесь так плохо?

Аспирин остановил воспроизведение. Еще оставалась, как спасательный круг, версия узконаправленной записи (такая функция у диктофона была, и Аспирин мог включить ее по ошибке). Но как тогда быть с шумами? С этим орущим котом?

Алена вытирала стол. Вернее, просто терла тряпкой — стол давно был чистый.

— Скажи, пожалуйста, — Аспирин вытянул руку с диктофоном, — раз, два, три…

— Раз, два, три, — послушно повторила девочка. Аспирин включил воспроизведение — и услышал сначала свой голос, потом голос Алены: «Раз, два, три»…

— Спасибо, — сказал он и ушел в спальню.

Вечером в «Зеленой фее» к нему подкатился редактор журнала «Мачо».

— Слушай, хорошо пошла твоя статейка… Нет, не про женский оргазм, не льсти себе. Про функции.

— А-а, — сказал Аспирин. Месяц назад он под влиянием чистого вдохновения написал для «Мачо» статью, называвшуюся просто и безыскусно: «Женщина: основные и сопутствующие функции».

— Теперь надо письма читателей, — сказал редактор. — Причем баб. Одно письмо чтобы с философией, чтобы там были Бодлер и Ницше, и чтобы баба была синий чулок и звала автора жопой с ушами. Другое от блондинки, чтобы она по ходу дела нахваливала свои основные функции. А третье от домохозяйки, из тех, что ты обозвал «пылесосиками», и чтобы она предлагала тебе сделать минет…

— Ты сам так все хорошо понимаешь, — сказал Аспирин. — Ну и написал бы сам.

Редактор глянул на него в немом изумлении.

— Тебе баблос, что ли, не нужен? — спросил он наконец.

Аспирин смотрел на него сквозь завесу густого, стекольчатого, безнадежного опьянения. Он пил водку третий час подряд, но забытья не было — только тяжесть и муть, как в плохом сне.

— Я думал, вообще-то, что ты напишешь, — сказал редактор. — По пять тысяч знаков каждое письмо, ну, от блондинки можно восемь…

— Напишу, — сказал Аспирин. — Уговорил.

Редактор отошел, все еще поглядывая на Аспирина вопросительно. Это был не первый за сегодня вопросительный взгляд; Аспирин явно выбивался из колеи, не выходил на танцпол, не развлекал девочек, не тусовался — сидел в углу и хлестал водку, уж лучше вообще было не приходить…