Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

— Кальченко Любовь Витальевна в самом деле проживает в городе Первомайске, и она, между прочим, замужем. Так что твоя крошка смылась от отчима, скорее всего, или просто захотела легких каникул… Мой тебе совет: дай ей денег, посади на поезд и — вперед.

— А если она не захочет?

— То есть как не захочет? Ремнем по заднице, и не морочь мне больше голову!

Аспирин вяло поблагодарил Вискаса за помощь. Витя Сомов скорее поверил бы в плюшевого медведя-убийцу, чем в тот простой факт, что Аспирин никогда не спал в Крыму ни с какой Любой… Впрочем, теперь он и сам не был в этом уверен. Больше десяти лет прошло — он тогда был молодой, легкий на подъем, мог смотаться в Крым просто так, на выходные, жить в палатке, питаться рапанами и мидиями, и вокруг ходили табунами веселые девчонки с длинными загорелыми ногами…

Аспирин вздохнул, вдруг ощутив себя стариком. Юность далеко позади; теперь его в палатку калачом не заманишь, подавай номер-люкс со всеми удобствами. Может, и прав Вискас, может, и была Люба… Аспирин когда-то читал в каком-то журнале, что детей, родившихся в результате «курортных романов», в больницах называют «подснежниками» — они появляются на свет ранней весной.

Интересно, когда у Алены день рожденья?

Он полез в ящик стола и вытащил запаянное в ламинат свидетельство. Пятнадцатого марта. Вот оно что.

В квартире потемнело. Там, снаружи, снова шел проливной дождь. Аспирин сидел на диване и улыбался — ну его все на фиг, хватит ребусов. Пусть будет Люба. Пусть будет Крым. Пусть у него будет внебрачная дочь, ладно, убедили. Этот босоногий — ее отчим-албанец. Почему албанец? А фиг его знает, не наше дело. Диктофон? Сломался или заглючил. Мишутка? Аспирин нервно засмеялся. Мишка очень любит мед, почему — кто поймет… Нет-нет, пусть Вискас будет прав: она его внебрачная дочь, у нее в семье проблемы, ей захотелось легких каникул. Так что же, новоявленный папаша? В «Мак-Дональдс» он ее сводил, завтра сводит еще в зоопарк. Если зайдет речь об алиментах — ничего страшного, он отстегнет ее мамаше — от официальной зарплаты, конечно… Ну, будет присылать подарки на праздники. Когда-нибудь купит путевку в санаторий. Люба замужем, значит, пристроена.

Все еще улыбаясь, он снова направился в кухню — хотелось кофе под сигаретку. Он потянулся к чайнику — и замер.

Мишутки на стуле не было.

Аспирин нагнулся, ожидая — очень надеясь — увидеть медвежонка под стулом на полу. Но и там ничего не было, кроме хлебных крошек.

Блин, сказал сам себе Аспирин. В квартиру никто не входил. Или?..

Он быстро прошелся по комнатам, заглянул в ванную, в туалет, на балкон. Проклиная все на свете, сунулся под кровать, открыл шкаф-купе в прихожей. Нигде не было следов чужого присутствия, но и медведя не было, вот в чем заковыка, а ведь Аспирин, сидя в гостиной, никак не мог пропустить возвращения Алены…

У которой, к тому же, нет ключа.

Дождь снаружи все лил и лил. В доме сделалось так темно, что пришлось включить свет.

Я же его видел, в сотый раз говорил себе Аспирин. Я еще хотел его взять… И тут позвонил Вискас…

Он обшарил кухню, заглядывая даже в навесные шкафы. Медвежонка не было. В спальне хлопнула форточка — Аспирин подпрыгнул.

— Кто здесь?

Ему померещились шаги в гостиной. Оказалось, порывом ветра протащило по полу полиэтиленовый пакет.

Он поднялся на цыпочки и сунул руку за пистолетом. И тут же с воплем ее отдернул — пальцы наткнулись на мягкое, ворсистое. Медвежонок лежал на шкафу, плюшевым тельцем перекрывая доступ к пистолету, да как, черт побери, он мог там оказаться?!

С превеликим трудом Аспирин взял себя в руки. Вытащил из кладовки трубу от пылесоса, поддел медвежонка и сбросил на пол. Тот упал легко и беззвучно, как и положено мягкой игрушке. Не сводя с него глаз, Аспирин пошарил рукой на шкафу. Есть! По крайней мере, ствол был на месте. Аспирин на секунду увидел себя в зеркале — бледный небритый мужик целится из «Макарова» в плюшевую игрушку…

Он снова выругался. Не выпуская оружия, пошел на кухню и все-таки сварил себе кофе. Закурил. Дым не желал вытягиваться в форточку и сизым облаком кружился над столом.

Только вернись мне назад, думал Аспирин. Я с тебя за все спрошу. Или ты угомонишь своего медведя, — расстроенный Аспирин думал в этот момент о Мишутке, как взрослые обычно об игрушках не думают, — или убирайтесь оба… К черту, к дьяволу, в Первомайск…

Дождь стал реже. Алена не возвращалась.

С тех пор, как она переступила порог, прошло уже минут пятьдесят. Магазин и рынок рядом, очередей никаких нет, давно пора бы ей вернуться.

Пережидает дождь? Тогда все равно пора: вот, по жестяным козырькам уже не так молотит, в лужах расходятся редкие круги, вот-вот проглянет солнце…

Где она? Что она себе позволяет?

Еще через полчаса Аспирин накинул куртку и нервно посмотрел на медвежонка, по-прежнему валявшегося на полу в прихожей. Привидилось: возвращается он обратно, отпирает дверь своим ключом, а навстречу ему…

Тряхнул головой. Захотелось футбольнуть медведя так, чтобы улетел в комнату, под кровать. Неужели побоится?!

Аспирин набрал побольше воздуха — и ударил.

Медведь перевернулся в воздухе, влетел в приоткрытую дверь, ударился о спинку кровати да так и остался лежать мордой в пол.

Консьерж дядя Вася видел, как Алена выходила из дома — полтора часа назад.

Дождь прекратился, но снаружи все равно было холодно и сыро. Аспирин побродил по базару, зашел в магазин и никакой Алены, конечно же, не нашел.

А может, она взяла эти деньги и пошла в кино? Или в Луна-парк? Или в тот же Мак-Дональдс, где ей в четверг так понравилось?

Разумеется. Аспирин ведь ее обидел, не дал слушать, представьте себе, «Лоэнгрина». Отобрали у младенца конфетку… Теперь она дуется на него и просто шатается по городу.

Аспирин заглянул в подъезд соседней девятиэтажки. Дом был старый, с недоброй славой, кодовый замок на двери давно сломался, и чинить его было некому. Покосившиеся почтовые ящики бессильно разевали железные пасти, вокруг валялись цветным ворохом рекламные листки, было темно и пахло мочой. Аспирина передернуло. Прав Вискас: район у нас поганый…

Он вышел, постоял, вздохнул и двинулся домой. И, уже миновав девятиэтажку, зачем-то вернулся и проверил второй подъезд.

Алена сидела на корточках, привалившись спиной к стене и низко опустив голову.

— Ты чего?!

Она прыгнула, будто собираясь повиснуть у него на шее, но в последний момент постеснялась, отстранилась, взяла его за руку:

— Они… все забрали. Ты прости. Я ничего не успела купить.

И разревелась.

Она зашла в подъезд девятиэтажки, чтобы переждать дождь, и встретила там троих пацанов лет по четырнадцать. Пацаны сперва спросили закурить, потом потребовали денег, а потом, захмелев от ее страха и собственной безнаказанности, принялись «обыскивать» жертву. Был рабочий день, подъезд пустовал, пенсионеры сидели по квартирам, напуганные дождем. Пацаны отобрали все деньги, потом нащупали в кармане куртки струны; тогда Алена будто очнулась и принялась отбиваться не на жизнь, а на смерть. Этажом выше открылась дверь; пацаны сбежали, на прощанье приказав сидеть и не рыпаться, иначе будет хуже…