Александр Шаповалов - Серая нить. Книга первая.

Дымящиеся кишки воин поставил на камень. Детвора, будто ждала этого момента. Она бросила издеваться над пленниками, кинулась к блюду. Такого мое сознание выдержать не могло и, спасая меня от безумия, отключилось.

Когда меня привели в чувства, оргия туземцев закончилась. Вождь поднялся на обломок скалы, что возвышалась возле его дома, и поднял руки к небу. Он стал быстро говорить, иногда сильно затягивая при этом окончание фразы. Речь становилась все быстрее, а местный правитель даже не переводил дыхание. Ему не хватало воздуха, а он все бубнил и бубнил. Даже когда вождь упал на колени, хрипя, он не замолкал, словно от этого зависела его жизнь.

Последние слова вождь буквально выдавливал из себя. Он стал глотать воздух, а затем свернулся калачиком, спрятался под шкурами. Время шло, а вождь не подавал признаков жизни. Прошло пол тэя прежде, чем раздался выворачивавший душу вой. Лежавший под шкурами правитель зашевелился и стал подыматься. Через несколько мгновений он стоял на скале, но это был уже не человек, а огромный шакал. Снова раздался вой, и животное посмотрело на собравшихся в низу людей. В глазах его сверкал огонь.

Дикари попадали на колени и старались зарыть голову в песок. Они просили спустившегося бога помиловать их и принять жертву, которую для него приготовили. Женщины, упавшие в ниц, затянули заунывную песню. Воины в масках сняли вертел с рогатин и под завывание женщин понесли его к скале. Они медленно поднялись на скалу, положили приготовленную жертву к ногам божественного животного и, кланяясь, удалились. Огромный шакал обнюхал жертву, поднял лапу и одним ударом пробил грудь. Когда он вновь поднял лапу, в его когтях было сердце. Божество бросило его на землю и в несколько мгновений разделось с ним. Как только сердце было съедено, из скалы пошел дым, постепенно скрывая бога.

Клубы дыма развеялись, и на скале уже не было живого воплощения божка, а только его шкура, под которой скорчился вождь. Пару тинок ничего не происходило. Затем тело под шкурой зашевелилось, начало подыматься. Вскоре вождь стоял во весь рост, держа кусок разорванного сердца в протянутой руке. Он что прокричал и показал на тело, лежащее возле его ног. Судя по всему, весть была радостная, так, как дикари соскочили и принялись прыгать на месте. Вожак, подошел к телу моряка, взял огромный тесак, начал рубить тело на куски и кидать их в прыгающую толпу дикарей. Те, ловили их, с жадностью вгрызались в человеческую плоть, после чего впадали в транс.

– Постой старик, – прервал рассказ менялы Дхим, – к ним действительно спускался Великий дух?

– Нет, мой повелитель, это был трюк, секрет которого передавался из поколения в поколение вождей племени, – объяснил ростовщик. – Шкура имеет скрытые крючки. Уменье влезть в нее на глазах у всех, приходит с годами, а насчет дыма, ещё проще. В скале есть пустоты. Человек вождя по подземному входу попадает туда и в нужный момент разводит костер.

– Все ровно, хоть один человек, да догадался бы о подлоге, – подверг сомнению слова менялы Дхим.

– Мудрость ваша велика, наихрабрейший. Хоть племя, которое меня захватило совсем дикое, но и там появлялись те, кому удавалось распознать подлог. И тогда их участь была решена, ибо посмевших усомниться в божественном происхождении вождя, превращают в серых рабов. Они становились самыми преданными слугами вождя, – ответил меняла.

– Ладно, продолжай, – разрешил Дхим, удовлетворенный ответом рассказчика.

– Только через день, когда дикари отошли от оргии и последующего гулянья, о нас вспомнили и сняли со столбов. Словно зверей, каждого запихали в отдельную клетку. Наши мучители не кормили нас второй день, считая, наверное, что не стоит переводить продукты на тех, кто всё ровно умрет, если не сегодня, так завтра. Воды тоже было в обрез. Иногда подходила какая-нибудь женщина и выливала сверху на одного из узников мутную воду, что осталась после хлопот по хозяйству. Мы страдали от жажды, с жадностью ловили вонючую, теплую влагу и были искренне благодарны даже за это.

Солнце стало клониться к закату, когда появились воины в масках и стали вытаскивать пленников из клеток. На тех, кто сопротивлялся, натравливали ящеров, которые у туземцев заменяли сторожевых собак. Дикари согнали нас, будто овец в стадо. Ударами кнута они заставили сесть изможденных людей друг за другом и положить руки на плечи впереди сидящего. После чего, дикари в масках приволокли деревянные кандалы, и одели их на нас, концы колодок стянули веревкой. Отверстия в колодках были все одинаковые. У кого шея оказалась больше чем надо, ужасно мучались, задыхаясь от давящих на горло краев. Не утруждали они себя и тем, чтобы построить пленников по росту. Это была ещё одна из извращенных пыток. Заключалась она в том, чтобы ставить высоких рядом с низкорослыми людьми. Когда нас подняли и погнали в неизвестном направлении, высоким приходилось идти на полусогнутых ногах, дабы не задушить своих товарищей.

Мы шли четыре тэя, может пять. В пустыне трудно определить время. Когда нам разрешили остановиться и отдохнуть – была глубокая ночь. Воины окружили нас, хотя это было лишним. Мы были так измотаны, что мысли о побеге даже не приходили в голову. Жажда, голод и усталость доконали нас. В таком состоянии мы и в правду мало, чем отличались от животных. С нас сняли колодки и кинули мешок с едой. Мясо, лежавшее там, уже отдавало душком, но чувство голода притупило все остальные чувства. Люди бросились набивать рты. Я тоже схватил кусок мяса и стал отрывать его от кости.

Вдруг, один из пленников отбросил полу-обглоданную кость и закричал, упав на колени, стал блевать. Все, что он успел съесть, было извергнуто наружу. Порывы рвоты не оставили его даже тогда, когда желудок опустел, и кроме желчи из него уже ничего не выходило.

В этот момент тучи, закрывавшие ночное светило, разошлись, и мы увидели обглоданную часть человеческой руки, которую отбросил наш товарищ. Решив остаться лучше голодными, люди старались избавиться от остатков этой пищи. Некоторые не выдержали такой правды, захлебнулись в собственной рвоте.

Меняла замолчал, и нервно сглотнул. Даже через столько лет воспоминания вызывали у него тошноту.

– Усилием воли я удержал, рвущиеся наружу, куски проглоченного мяса, – продолжил рассказ старик. – Мне надо было выжить, а чтобы жить, нужна была пища, – произнес он и опустил голову, пряча глаза.

– Я чувствовал, цель моих поисков рядом, и умирать от голода в нескольких шагах от неё не входило в мои планы. Мои спутники заметили, что я продолжаю есть, стали приближаться ко мне. На их лицах читалось решимость рассчитаться со мной за все: и за год скитаний, и за то, что по моей прихоти они попали сюда, и за то, что сейчас ем их товарища.