Скотт Линч - Красное море под красным небом

Деньги — и все остальное достойное транспортировки — были увязаны в маленький мешочек под одеждой Жеана, куда не решится заглянуть ни один стражник, даже если командир будет стоять над ним с обнаженным мечом и прикажет обыскать под угрозой смерти.

— Боги! — сказал Локки, плетясь по грязной дороге. — Я слишком устал, чтобы рассуждать логично. Нужно немного побездельничать.

— Хочешь ты или нет, но следующие недели тебе придется упражняться. Как раны?

— Чешутся, — ответил Локки. — Кажется, эта проклятая каша им не на пользу. Но все же дела не так уж плохи. Несколько часов движения дают себя знать.

— В таких делах Жеан Таннен знает толк, — сказал Жеан. — Больше остальных. В особенности больше того, кто именуется Локки Ламорой.

— Заткни свой жирный, уродливый и, безусловно, мудрый рот, — сказал Локки. — М-м-м… Смотри, как эти идиоты разбегаются от нас.

— А ты бы поступил по-другому, если бы встретил на дороге двух больных скользкой кожей?

— Хм… Думаю, нет. Ноги чертовски болят.

— Отойдем от города на милю-другую, тогда и найдем место для отдыха. Когда оставим за собой несколько лиг, сможем убрать это мерзкое пюре и снова будем выглядеть приличными путниками. У тебя есть соображения, куда нам идти?

— Мне кажется, это очевидно, — ответил Локки. — Такие городки для мелких воришек. А нам нужны не медяки, а белое золото. Пойдем в Тал-Веррар. Там что-нибудь обязательно подвернется.

— М-м-м… Тал-Веррар. Это недалеко.

— У каморрцев большой опыт грабежа их тал-веррарских двоюродных братьев, поэтому я говорю: в Тал-Веррар, — сказал Локки. — Там ждет нас слава. — Они шли в тумане под мелким дождем. — И ванна.

Хотя Локки видел, что Жеан не меньше его встревожен происшествием на Ночном Рынке, они больше об этом не говорили. Их ждала работа.

Конец рабочего дня у честных мужчин и женщин Тал-Веррара для них был только началом. Сперва им трудно было привыкнуть к ритму города, где солнце по вечерам падало за горизонт, как безмолвная жертва убийцы, и свечение Древнего стекла не сопровождало его уход. Но Тал-Веррар отвечал другим запросам своих строителей, его Древнее стекло просто отражало небо, само не светилось.

В Вилле Кандесса они сняли роскошные комнаты с высоким потолком: за пять серебряных волани за ночь меньшего нельзя было ожидать. Окна четвертого этажа выходили на мощеный двор, куда бесшумно въезжали кареты, увешанные лампами и сопровождаемые конной охраной.

— Контрмаги, — говорил Жеан, повязывая перед зеркалом шейный платок. — Никогда не буду нанимать этих ублюдков, даже чтобы согреть чай, пусть стану богаче герцога Каморра.

— Это мысль, — сказал Локки. Он уже оделся и пил кофе. День сна произвел чудесное действие на его голову. — Будь мы богаче герцога Каморра, мы бы наняли всех контрмагов и приказали им затеряться где-нибудь на проклятом необитаемом острове.

— М-м-м… Не думаю, чтобы боги создали хоть один остров достаточно необитаемым для них, на мой вкус.

Жеан одной рукой заканчивал повязывать шейный платок, а другую протянул за завтраком. Среди необычных услуг Виллы Кандесса, оказываемых состоятельным гостям, были «торты сходства» — торты в виде маленьких двойников гостей, изготовленные скульпторами-поварами гостиницы. На серебряном подносе у зеркала сидел маленький пряничный Локки (с изюминками вместо глаз и светлыми волосами из масла), рядом располагался Жеан с темными шоколадными волосами и бородой. Ноги из печенья у Жеана уже отсутствовали.

Еще несколько минут спустя Жеан стряхнул крошки с одежды.

— Увы, бедные Локки и Жеан.

— Погибли от чахотки, — сказал Локки.

— Я бы хотел посмотреть, как ты будешь разговаривать с Реквином и Селендри.

— Гм-м-м… Могу ли я верить, что к тому моменту, как я закончу, ты еще будешь в Тал-Верраре?

Он попытался смягчить вопрос улыбкой, но получилось не очень.

— Ты знаешь, я никуда не уйду, — ответил Жеан. — Не уверен, что это разумно. Но ты знаешь, что я не уйду.

— Знаю. Прости. — Локки допил кофе и поставил чашку. — Мой разговор с Реквином будет не так уж интересен.

— Вздор. Я слышу усмешку в твоем голосе. Другие смеются, закончив работу; ты улыбаешься, как идиот, еще до начала.

— Улыбаюсь? Я серьезен, как покойник. Просто с нетерпением жду возможности покончить с этим скучным делом. Предвижу очень неинтересную встречу.

— Скучное дело, ничего себе! Для начала ты подойдешь к даме с медной рукой и скажешь: «Простите, мадам, но…»

— Я мошенничал, — сказал Локки. — Постоянно. Мошенничал в каждой игре, с тех пор как мы с партнером два года назад впервые вошли в Солнечный Шпиль.

Проницательный взгляд Селендри — очень интересное явление: ее левый глаз представляет собой пустую темную яму, полуприкрытую прозрачной пленкой, некогда бывшей веком. Но единственный здоровый глаз работает за двоих, и это действует на нервы.

— Вы оглохли, мадам? В каждой игре. Мошенничал. По всему Солнечному Шпилю, на каждом этаже, дурачил ваших гостей.

— Любопытно, — ответила она своим медлительным колдовским шепотом, — сознаете ли вы, что значит сказать это мне, мастер Коста? Вы пьяны?

— Трезв, как грудной младенец.

— Хотите меня разыграть?

— Я абсолютно серьезен, — сказал Локки. — И говорить о причинах буду только с вашим хозяином. Наедине.

На шестом этаже Солнечного Шпиля царила тишина. Локки и Селендри были одни; четверо одетых в мундиры служителей Шпиля ждали в двадцати футах. Для высокопоставленных посетителей шестого этажа было еще слишком рано: они вершили свой медленный, сопровождаемый возлияниями путь по оживленным нижним этажам.

В центре шестого этажа, в цилиндре из прозрачного Древнего стекла, стояла скульптура. Хотя ремесленники не могут работать с Древним стеклом, по миру рассыпаны буквально миллионы его осколков и кусочков, и кое-какие из них можно использовать. Во многих городах существуют гильдии добытчиков Древнего стекла; за очень большие деньги они достают куски, пригодные для чего угодно.

Внутри цилиндра располагалось то, что Локки назвал бы «монетопадом», — изображение низвергающегося со скалы водопада выше человеческого роста; скалы были сделаны из серебряных монет волани, а «вода» представляла собой тяжелый поток медных сентира, тысячи и тысячи медных монет. Внутри звуконепроницаемого стекла, должно быть, стоял оглушительный грохот, но для того, кто смотрел снаружи, все происходило в полной тишине. Какой-то механизм подхватывал поток монет и снова направлял их на серебряные «скалы». Зрелище было эксцентрическое и гипнотизирующее… Локки никогда раньше не видел, чтобы комнату украшали деньги, буквально текущие рекой.