Джон Робертс - Дикая орда

Гонец, как пробка из бутылки, вылетел из седла и с грохотом шлепнулся на землю. Конь незадачливого наездника пробежал несколько шагов с пустым седлом и остановился. Конан подошел к лежащему на земле пленнику: парень на пару минут вырубился, но в общем-то особо не пострадал. Хотя мог! Конан поднял сумку гонца я достал из нее цилиндрический футляр из золоченой бронзы. Вот что так спешно вез этот несчастный!

В футляре был свернутый лист пергамента. Развернув его, Конан увидел неизвестные ему письмена. Проклиная все на свете, он положил пергамент обратно в футляр, сел на коня, а лошадь вестника взял под уздцы. Самого пленника он перекинул через седло и направился обратно к отряду.

Когда Конан появился из-за холма, Рустуф встретил киммерийца довольной улыбкой;

– Хорошо, что ты жив-здоров, Конан. Гирканийцы прямо-таки обалдели от твоего исчезновения. Пошли уже разговоры, будто ты предал кагана и переметнулся к согарийцам. Для нас с Фаудом дело могло принять дурной оборот.

– С меня хватит, если мне будут подчиняться, пока я в лагере, отмахнулся Конан. – А хранить мне верность, пока я отсутствую, – это уж слишком! Таких вещей требовать нельзя.

– Кого это ты нам приволок? Пленного?

– Гонец. Княжеский посол, – объяснил Конан. – Только вот письмо, что он вез, я прочесть не могу.

– Ну да мы и без письма разберемся, что к чему, – уверил его Рустуф.

Гирканийцы рады были видеть пленника и предвидели славную забаву.

– Прежде всего посмотрим, как будет вести себя этот человек, – приказал Конан. – Если он нам поможет, то вреда причинять ему не стоит.

Гирканийцы крайне удивились такому странному добросердечию, но им хотелось угодить своему командиру. Вскоре согариец пришел в себя. Он озирался с таким удивлением и страхом, будто вокруг собрались не люди, а некие кровожадные чудища.

– Послушай, парень, – проговорил Конан. – Ты мой пленник. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Говори свободно и честно, и тебе не сделают ничего дурного. Будешь врать или запинаться – мои люди потолкуют с тобой. Они большие мастера развязывать языки.

Пленник тяжело вздохнул:

– Спрашивай, что тебе надо. Знаю я мало, большого толку тебе от меня не будет.

Конан усмехнулся:

– Это уж предоставь решать мне. Знаешь ли ты, какую весть нес?

– Я ехал к командиру кульмского гарнизона. Должен был сообщить ему, что степные кочевники вторглись в согарийские пределы. Только для вас это едва ли новость.

– Точно! А были особые распоряжения для командира?

– Сражаться до конца и лучше умереть, чем уступить пядь согарийской земли.

– Так всегда говорят, – хмыкнул Рустуф. – Покажите-ка мне солдата, который принимает эту блажь всерьез.

Что-то в рассказе гонца смутило Конана.

– Когда князь Согарии узнал, что кочевники идут на его страну?

– Три дня назад город стал готовиться к осаде. Меня послали предупредить о нападении три крепости. Кульм – последняя.

"Похоже, – подумал Конан, – что гирканийцы не так быстры и неуловимы, как о них говорят. А может, предатель – в самом войске кагана? Предатель, знавший, что первый удар будет нанесен именно по Согарии…" Киммериец оставил свои подозрения при себе.

– Велик ли кульмский гарнизон? – вновь обратился он к пленнику.

– Да такой же, как в других княжеских крепостях. Кавалерийский эскадрон, человек двести пятьдесят.

Конан прекрасно знал, что такие вот испуганные пленники всеми силами стараются сохранить свое достоинство. Поскольку этот парень как бы ничего и не выдал, кроме обычных сведений, он, в собственных глазах, вроде и не совершил предательства.

– А командир – опытный воин?

– Он сын придворного сановника. Впрочем, как и многие командиры в нашей армии. – Пленник сообщил об этом, как о чем-то само собой разумеющемся и незначительном.

– Свяжите его, – приказал Конан. – Я еще поговорю с ним. Во взгляде пленника сквозило явное облегчение. Степняки покрепче скрутили согарийца.

Конан окинул взглядом ландшафт. Там, где ручей огибал левый склон холма, росли невысокие деревца. Киммериец отметил их про себя и обратился к воинам:

– Идите вон на тот склон, нарубите там коротких кольев и насобирайте несколько охапок тростника. Только осторожно, не попадитесь на глаза согарийцам. Теперь – быстрее.

Кочевники, не веря своим ушам, пошли выполнять приказ. И конечно, они опять подумали, что их чужестранец-командир – чокнутый.

В полдень гирканийцы обогнули холм и переправились через ручей. Через несколько минут они были уже возле стен крепости. Их встретили звуки горна и барабанный бой; ворота были заперты. Киммериец бесстрашно подъехал к крепости и остановился в пяти шагах от стены.

– Командир крепости! – прокричал Конан. – Вызываю вас на переговоры!

Вскоре на стене появилось несколько воинов. Один из них, в золоченых доспехах, с пышным плюмажем на шлеме, крикнул:

– Кто вы? И что все это значит?

– Бартатуя, вождь ашкузов и законный государь всего мира, приветствует вас, – как можно громче заорал Конан. – Мой господин пришел занять свое законное место как правитель Согарии и других городов по караванному пути. Я капитан Конан, родом из Киммерии, предлагаю вам сдаться перед лицом превосходящих сил. Примите мои условия – и вам сохранят жизнь.

Наступило молчание. Тем временем стрелок на стене, явно недостаточно дисциплинированный, чтобы дожидаться приказа, натянул тетиву и стал целиться в Конана. Рустуф рявкнул короткую команду – произнес одно слово, и десяток кочевников вскинули луки. Согарийский стрелок свалился со стены и с глухим звуком упал в песок на глазах у защитников крепости. Десяток стрел пронзили бедолагу насквозь, будто его доспехи были сделаны из бумаги.

Конан продолжал невозмутимо восседать в седле, словно ничего не случилось.

– Жду вашего ответа.

– Неужто вы всерьез? – воскликнул командир, – Вы величаете себя капитаном, а на деле у вас под началом, я вижу, всадников пятьдесят или того меньше. Как же вы хотите, чтобы я уступил такому незначительному отряду?

Кован криво усмехнулся: он понял, что победил. Командир отнюдь не отказывался сдаться, он лишь не хотел уступать крепость малочисленному врагу.

– Это лишь моя телохранителя, – крикнул Кован. – Я пришел сюда в их сопровождения, чтобы дать вам возможность сдаться достойным образом, как подобает. Вот моя армия!

Головы всех согарийцев повернулись туда, куда указал киммериец. На холме, откуда Конан наблюдал за крепостью, можно было ясно различить нескольких всадников. Они ехали по пологому левому склону, переводили коней через высокий гребень и, спускаясь по правому отрогу, пропадали из виду в зарослях тростника на берегу ручья.