Елена Самойлова - Грозовой Сумрак

– Альгаст тебя тоже не восхитил, но город оказался вполне живым, – возразил фаэриэ, затягивая горловину плаща и беря меня за руку. – Если честно, то меня почему-то тянет к этим стенам, к этим домам, словно когда я был здесь в последний раз, я оставил нечто большее, чем просто утраченные воспоминания. Я все силюсь вспомнить, что случилось после того, как я стал ветром над этой рекой, – и не могу. Все как в тумане, где изредка появляются яркие вспышки молний… или отблески фонарей на клинках, – Он потер лоб, словно разглаживая невидимые морщинки, и взглянул на меня:

– Если хочешь, подожди меня на холме, но я должен туда пойти. Мне надоело бродить на ощупь в собственных воспоминаниях.

– А если ты вспомнишь нечто такое, что лучше было бы забыть навсегда?

– Моя маленькая ши-дани… – Рей улыбнулся, провел кончиком пальца по моей щеке. – Я был оружием в руках Королевы Мечей, я просыпался в ее объятиях, измазанный кровью, и был счастлив, когда она высвобождала меня из тисков плоти, обращала в послушную ее воле грозу, которая утрачивала даже намек на сознание. У меня нет иллюзий по поводу того, что я мог позабыть, но в данном случае незнание куда хуже. К тому же я не могу вечно бежать от самого себя, рано или поздно пора остановиться и взглянуть на свое отражение в зеркале правды, каким бы уродливым оно ни было.

– Значит, я пойду с тобой. – Я поправила сумку, висящую на плече, и первой сделала шаг к городским воротам, от которых веяло стылым холодом и туманом, поднимающимся по осени над рекой.

Ведь я обещала, что ты не будешь один…

Небольшая калитка, войти в которую можно было лишь по одному, бесшумно открылась от попытки постучать в нее колотушкой, висевшей на проржавевшей цепочке у самых ворот, впуская нас в молчаливый город. Люди в неярких, словно выцветших на солнце, одеждах неторопливо бродили по широкой и прямой как стрела улице, соединяющей ворота с площадью, на которой был выстроен высокий храм, похожий на вычурную белую свечу. Тихо журчала вода в небольшом фонтанчике рядом с воротами, разговоры горожан сливались в неясный, приглушенный гул, где-то взахлеб лаяла собака.

– Вот видишь, нормальный город. – Фаэриэ приобнял меня за плечи, шагнул вперед по булыжной мостовой, и в этот момент нас окутала глухая, звенящая тишина, словно огромный невидимый клинок, упавший откуда-то сверху, разом обрубил все звуки.

Сердце испуганно сжалось, пропуская удар, фигуры людей поплыли, растворяясь в воздухе как мираж, искусно наведенная иллюзия, а городские ворота оказались наглухо запертыми, более того – железные засовы покрылись налетом ржавчины, намертво соединившись с коваными петлями.

– Нормальный, говоришь? – прошептала я, прижимаясь к плечу Рея и наблюдая за тем, как дома меняют очертания.

Уродливые дыры расползлись по черепичным крышам, резные ставни на окнах превратились словно в изрубленные топором, потемневшие от времени и непогоды гнилые доски, где-то здания просели, обнажив обгоревшие балки и огрызки каменных стен, разрушенные пожаром. Город стал выглядеть так, словно пережил нашествие вражеского войска, которое огнем и мечом разрушало все на своем пути. Бессмысленное, беспощадное уничтожение, лавиной прокатившееся по жилищам людей и обратившее их в развалины.

– Надо уходить. – Рей окинул взглядом ржавые ворота. – Я думаю, что смогу прорубить нам выход, железо тут достаточно разрушено, чтобы не быть слишком прочным.

– Не сможешь, малыш.

Я вздрогнула, оборачиваясь на незнакомый, насмешливый голос, который принадлежал высокому, рослому человеку, сидящему на другой стороне улицы на перевернутой вверх дном бочке и держащему в руках дымящуюся трубку. Длинный, потертый деревянный посох был прислонен к покрытой застарелой черной копотью стене, рядом с ней валялась раскрытая кожаная сумка, столь часто латаемая, что казалось, будто бы она вся состоит из разных лоскуточков, аккуратно сшитых друг с другом. Человек выпустил изо рта короткую струйку табачного дыма, пригладил густую короткую бороду с частыми нитками седины и широко улыбнулся:

– Добро пожаловать в проклятый город, уже лет двести как похороненный на дне реки! – Он отсалютовал трубкой и скользнул ладонью по волосам, привычно убирая от лица коротко остриженные, уже седеющие буйные кудри, которые делали мужчину похожим на матерого лесного зверя, взлохмаченного после долгого сна. – Вот уж не думал, что сюда завернет кто-нибудь кроме меня.

– А сам-то ты кто будешь? – поинтересовался фаэриэ, машинально кладя ладонь на рукоять сабли.

– Не торопись за оружие хвататься, добрый человек… ну, не человек, но это значения не имеет; Не ровен час, потеряешь сабельку-то, и хорошо, если не вместе с рукой. – Мужчина отвел руку с трубкой в сторону, склонил голову в подобии насмешливого поклона. – Раферти меня зовут. И я просто тот, кто Идет по Дороге.

Идущие по Дороге…

Странные люди со странной, непостижимой, судьбой.

Те, кого пообещали богу странствий, Хранителю Дорог, еще до рождения, а так же те, кто сам избрал для себя подобный путь, однажды переступив порог родного дома для того, чтобы никогда больше не возвращаться. Их жизнь проходит в странствиях, зачастую кажущихся бессмысленными. Они приходят и уходят неожиданно и бесшумно, как внезапная смерть, не оставляя после себя явных следов – но изменяя что-то в сердцах случайных попутчиков и в окружающем мире.

Там, где пройдет Идущий, трава станет зеленее или увянет совсем, чтобы в дальнейшем люди перебрались на другое место, освободив город, деревню или отдельно стоящий дом для того, чтобы там когда-нибудь возникло что-то новое, лучшее и даже волшебное. Дорога вильнет – и приведет к чьему-то порогу судьбу в лице странника, который не останется надолго, но заберет с собой камень, давящий на сердце, вычистит из души пятна злонравия, отчаяния или безысходности.

Идущие по Дороге – это те, кто поддерживает равновесие в мире людей. Они ничем не отличаются от простого бродяги, странствующего менестреля или «контрабандиста мечты», «продавца счастья» – так люди называют предсказателей прошлого и будущего, – но несут с собой перемены к лучшему или худшему, это как повезет.

Они очень медленно стареют, и им не страшны ни Сумерки, ни колдовство, ни людской гнев – Дорога защищает своих посланников, только ей дано право определить, где и когда закончится путь каждого из Идущих, где оборвется туго скрученная струна их жизни. Но и у этих странников есть правило, которое они не могут переступить.

Нигде и никогда они не могут принести смерть своими руками.

Пусть даже иногда возникает необходимость в том, чтобы защитить кого-то, – но Идущие не имеют право отнять ни одну жизнь, какой бы никчемной или разрушительной она ни казалась, ведь сами Идущие живут взаймы. Но никто не мешает так расставить случайности, чтобы их череда привела к гибели, – ведь тут не странники решают, жить или умереть, решает Судьба. Можно так уклониться от удара, чтобы противник споткнулся и напоролся на собственный меч, неловко повернувшийся в руках, и в этом не будет вины того, кто идет по Дороге…