Алекс Орлов - Золотой пленник

Никто из числа «счастливчиков» пока не думал о том, вернется ли кто-нибудь: поход на юг казался им первым шагом на пути к вольной жизни.

— Я видел Рафтера, — сообщил Густав, садясь с чашкой рядом с Питером, Крафтом и Спирсом.

— И чего — он помахал тебе ручкой?

— Нет, Крафт, кроме шуток, он чего-то хочет от нашего лекаря, ходит за ним по пятам и на ухо нашептывает.

— Дык понятно, чего шепчет, — усмехнулся Крафт, — хочет сказаться больным, вот и старается подкупить. Не желает, сволочь, за императора воевать, тем более под командованием нашего капитана.

— Да, не об этом он мечтал, бандитская морда, здесь думал остаться, при харчах и башмаках, а оно вон как сложилось.

Суета внутри лагеря возрастала, между шатрами проносились озабоченные приказами сержанты, волоча за собой рабочие команды для разгрузки или погрузки чего-либо. Несколько раз видели спешащего капитана, а за ним едва поспевал лейтенант Горн.

Довольный, с улыбкой до ушей пришел конопатый Витас и еще около дюжины человек из Первой роты, они красовались в новых башмаках, прежние расползлись, поскольку Рафтер выдавал отсыревшие и гнилые, а хорошие припрятывал.

— Эй, как же вам удалось отвоевать такой товар? — удивился Густав, с завистью поглядывая на обновки. — Неужто старый грабитель расщедрился?

— Как же, расщедрится он, держи карман шире. Это капитан сказал, что, если хоть один солдат окажется в гнилых башмаках, он прикажет повесить Рафтера как пособника туранских мятежников.

— Экие хитрецы, а? — Густав посмотрел на синее лицо Спироса. — Смотри, они не воевали с Рафтером, а башмаки все же получили.

— Дурак ты, — лениво обронил Крафт. — Эти бедолаги ноги на обучениях в кровь избили, а у тебя ни одной натертости. Сейчас на дороге кому легче будет — им в новых башмаках с натертыми ногами или нам в уже разношенных и удобных?

— А я чего? Я просто сказал, и все, никого не ругал. — Густав поспешно поднялся и пошел относить посуду.

Мимо прошел сержант рейтар, в красном с синим мундире, штанах, подбитых кожей, и блестящих сапогах с серебряными шпорами. Он придерживал длинные ножны узкого кавалерийского меча и одновременно подкручивал ус.

— И откуда они здесь взялись? — спросил Питер.

— Из Кейстауна, там у них полк стоит, — сообщил всезнающий Крафт.

До вечера роту строили еще дважды: то обещали выдать новые рубахи, то штаны, то иголки с суровой ниткой, но потом все отменялось, и в конце концов сержант Уэйт наорал на солдат и сказал, чтобы «сидели на задницах и никуда не рыпались».

— А что нам остается? — удивился Питер. — Можно подумать, здесь нет ни охранников на валу, ни кавалерии под горой.

— Это он боится, что мы к девкам в Хаски рванем. — со вздохом произнес Крафт и добавил непонятно о ком: — Бедолага.

Лагерь благополучно отужинал, и все улеглись спать, а утром капитан прибыл на гору еще до рассвета и проследил за готовкой завтрака. Поскольку трем ротам предстояла дальняя дорога, к обычной пайке каши выдали по большому куску баранины. Настроение бойцов поднималось на глазах, сытыми они ничего не боялись.

Едва капитан отошел от котла, к нему робко приблизился лекарь и, пряча глаза, сообщил, что все десять солдат интендантского отделения маются кровавым поносом и брать их в дорогу никак нельзя.

— Помрут, господин капитан, сэр.

— Что же за болезнь у них? — усмехнулся фон Крисп. Он шел через лагерь широкими шагами, и тщедушный лекарь едва за ним поспевал.

— Неизвестная болезнь, и неизвестно, как ее лечить.

— Ну, тебе неизвестная, а мне — очень хорошо известная, и я знаю, как ее лечить. У нас на марше будет одна пустая телега — для увечных и больных, вот на нее этих интендантов и положим.

— Так они вам все перепачкают, господин капитан, сэр! — хватался запуганный лекарь за последнюю соломинку.

— Ничего, если сильно пачкать будут, мы им задницы пенькой законопатим. У меня не побалуешь. — Капитан остановился. — Сам-то готов к походу?

— Так точно, господин капитан, сэр!

— Все порошки взял? Нож, пилку?

— Так точно!

— Руки-ноги отрезать приходилось?

— Случалось, — вздохнул лекарь.

Вскоре после завтрака объявили построение, потом повели колонны вниз. С вершины горы открывалась живописная картина, вдалеке в туманной дымке угадывались домики городка Хаски, у основания горы стояли три лагеря — два были прежде, а третий возник только вчера. Дорогу у подножия охраняла сотня пехотинцев, их построили в две шеренги — по обе стороны, чтобы охватить колонну невольников и сразу дать почувствовать строгость. Чуть подальше редкой цепью стояли разукрашенные рейтары на высоких тонконогих бахолтинцах, к седлам двоих рейтар блестящими цепочками были пристегнуты два огромных, черных как смоль пса.

— Это не охотничьи, — заметил конопатый Витас, когда колонна спустилась ниже. — Охотничьи породы я знаю.

— Очень даже охотничьи, — возразил Спирос. — Только охотятся они на людей.

Когда колонна шла меж шеренг пехотинцев и рейтар, все с интересом рассматривали невиданных прежде лошадей. Помимо непривычной стати привлекали внимание шрамы, покрывавшие морды животных. Их наездники выглядели столь же убедительно — все с пышными усами, загорелые и обветренные.

Не останавливая, колонну развернули вокруг горы и повели прямиком на юг, за ней стали пристраиваться телеги. На трех были провиант, вода и фураж для лошадей, на четвертую погрузили самопотравившихся интендантов, а на пятой ехали слуги фон Криспа и Горна, везшие сундуки своих хозяев. У капитана набрались небольшой сундук и дорожная корзина, в то время как лейтенант вез два больших сундука и три корзины.

Три дня колонна тянулась под палящим солнцем, и лишь ночь приносила хоть какую-то прохладу.

От жары невольники спасались неким подобием шляп, плетя их из попадавшейся на обочинах высохшей травы. Степной горизонт растекался бурой линией, подрагивая, поднимались миражи — кипарисы, белые башни появлялись на миг, поражая своей четкостью и кажущейся реальностью, а затем исчезали. Голубые озера выглядели вполне достижимыми, иногда над гладью воды появлялись паруса, но стоило подуть с востока горячему ветру — и дивной красоты картины, дрогнув, распадались, оставляя лишь безжизненную степь и пыльную дорогу.

— Стой! Привал! Выдача воды!

Этой команды ждали все: и невольники, и пехотинцы, и бывалые рейтары. Их псы, вывалив длинные красные языки, едва не мели ими дорогу, часто поводя боками. Только запряженным в телеги степным лошадкам всё было нипочем, они не нуждались в воде до самого вечера и были рады, если им просто поднесут пучок горькой жесткой полыни.