Андрей Стерхов - Тень кондотьера

Вот и пришлось мне в результате ещё целых восемь минут слушать эту балалайку бесструнную. Подсказчик, превратившись на моих глазах в докладчика, говорил, говорил и говорил. Целую гору непонятных, но завораживающих слов навалял с лёгкостью человека, страдающей крайней степенью шизофазии. Но, слава Силе, всё в этом мире когда-нибудь заканчивается, исчерпался запал и у Подсказчика. Уже закругляясь, он крутанул по часовой стрелке одно колесо и подытожил:

– Итак, в чём же новизна концепта? А в утверждении она, что эволюция идёт по кругу от первой фазы, полной объективности, к пятнадцатой, полной субъективности, и вновь возвращается к истоку, к преобладанию природного начала. – Выдав это откровение, вернее выдав эту чепуху за откровение, Подсказчик крутанул в том же направлении другое колесо. – Аналогичному пути следует и каждая отдельная душа. Вот так вот оно всё выглядит в общем и целом. Ну? Ты хоть что-нибудь понял, дракон?

– Это, Рудик, не для средних умов, – самокритично признался я, после выразительной паузы. – Но, знаешь, кое-что всё-таки уяснил. Судя по всему, пятно на стене символизирует состояние человечьей души на конкретной стадии интегрированной судьбы. Ведь так?

– Молодец, дракон, суть ты уловил, – в менторском ключе похвалил меня Подсказчик. После чего, запустив напоследок свои пёстрые круги в противофазе, с большим вдохновением прочёл стихи неизвестного мне пиита, а может даже и свои собственные: – Святой выходит из начала горбуном, паяцем грешным добредает до финала. Его горящий лук способен стрелу извергнуть из слепого круга. Из яростно кружащей карусели жестокой красоты и бесполезной, болтливой мудрости. Уродства тела и души юродства.

Выслушал с каменным лицом я и эту белиберду. Не выругался и не рассмеялся, стерпел. Мало того, внёс рационализаторское предложение:

– Знаешь, Рудик, а ведь сюда нужно ещё третье колесо присобачить.

– Третье? – сменив пафосный тон на удивлённо-озабоченный, закружил Рудик вокруг своего детища. – Какое такое третье? Ты о чём это, дракон?

– Я о том, что эволюцию живого и мёртвого ты, Рудик, учёл, кармическое бытие отдельно взятой души тоже, а вот ход мировой истории, сдаётся, позабыл. Она что, по-твоему, не влияет на человеческие судьбы? Как по мне, так даже очень.

Подсказчик замер на несколько секунд, а потом схватился обеими руками за голову:

– Ох ты боже ж мой, а ведь точно. Прав ты, дракон. Очень даже прав. Здесь я маху дал, ох и дал же я здесь маху. Ну, ничего, не беда, завтра же Павлуше… Он в лучшем виде… Да-да, Павлуше. – Тут Подсказчик повернулся ко мне и спросил вроде как риторически: – И где ж ты раньше-то был, дракон? Что ж ты раньше-то ко мне не зашёл?

А вот я ничего в этом вопросе риторического как раз и не увидел.

– Надобности не было, – сказал вполне серьёзно, – вот и не заходил.

– Теперь, надо полагать, такая надобность возникла? – вкрадчиво поинтересовался старик.

– Да ещё какая.

После этих моих простых и честных слов по лицу Подсказчик пробежала тень озабоченности. Я изменение в его настроении интерпретировал для себя двояко: если действительно витал в облаках, то, наконец-то, включил голову и задумался, а если же талантливо разыгрывал спектакль (такое, повторюсь, я тоже вполне и даже очень допускал), то понял, что цели своей не достиг, а лишь оттянул час расплаты. И чем бы ни была только что прочитанная им лекция – неосознанным порывом взмыть умом-путаником к метафизическим высям или хитрой попыткой объехать дракона на драной козе, он задал вопрос, который не мог в этой ситуации ни задать:

– А чему, собственно, обязан удовольствию видеть тебя, дракон?

– Дело у меня к тебе, Рудик, – ответил я, энергично припечатав ладонями кожаные валики кресла. – И дело серьёзное.

– Небось, опять мой клиент твоему навредил? Сатисфакцию пришёл требовать с откатом порчи? Я угадал?

– Да нет, Рудик, не угадал, ткнул пальцем в небо. На этот раз у меня сугубо личный интерес. На днях волчонок к тебе приходил, звать Дыгом, в мире профанов – вроде как Владимиром. Интересовался, как нагона можно укротить. Так вот хочу узнать, как его найти.

Состроив удивлённо-невинное личико, Подсказчик стал прикидываться дурачком:

– Что-то я не понимаю.

– Что ты не понимаешь? – пока ещё вежливо уточнил я.

– О чём речь идёт, не понимаю. Волчонок? Какой такой волчонок? Не помню.

– Так-то таки не помнишь?

– Представь себе, не помню.

– Совсем одряхлел? Память отшибло? А может, Рудик, всё-таки напряжешься? Очень прошу.

Последние слова я произнёс увесисто, со значением. Подсказчик поёжился так, будто озноб его пробрал, но сдавать ранее занятую позицию не стал, упорно стоял на своём:

– Не было у меня никакого волчонка, поэтому и не помню. Видишь ли в чём дело, дракон. Живущие созерцанием мира философы, вроде меня, считают, что если чего-то не было, то его и не было, а все попытки вспомнить то, чего не было, лишены всяческого смысла. Ну и зачем я буду заниматься тем, что лишено всяческого смысла?

– А я тебе сейчас объясню популярно, зачем, – ничуть не смутившись отказом, произнёс я. – Видишь ли в чём дело, дружище. Живущие прополкой мира практики, вроде меня, считают, что перестаёт быть причиной причина, у которой нет следствий, и перестаёт быть следствием то, у чего не было причины.

– Интересная мысль, – наморщил лоб Подсказчик. – А это ты, дракон, к чему?

– А это я к тому, Рудик, что волчонок стрекоз в меня намедни швырнул. Представляешь? Тех самых мерзких стрекоз из Запредельного. Взял и швырнул. Да ловко так. И кто-то ведь научил его этому.

Подсказчик понимающе и даже как будто сочувственно покивал:

– Вон оно что, вот оно, оказывается, что. – А потом спросил с наигранной обидой: – Так ты никак, дракон, на меня грешишь?

– Угу, Рудик, – подтвердил я, – на тебя.

– Чего это вдруг? Я что, один про тех стрекоз знаю?

– Нет, конечно, многие знают. Но только единицы в курсе, каким образом их из Запредельного вызывать. И, знаешь, как-то трудно мне представить, что обращённый месяц-другой назад волчонок просто так подошёл к какому-нибудь высшему магу за подобным советом.

– А почему бы, собственно, и нет?

Почувствовав, что начинаю ввязнуть в топком словесном болоте, я начал злиться. Стряхнул с колена раздражённо нечто невидимое и попросил:

– Слушай, Рудик, кончай гнать пургу, надоело. – И тут же "взял его на пушку": – Люди видели, как он к тебе приходил. Так что глупо отпираться.

Старый опытный колдун изменение в моём настроении уловил очень чутко.

– Ну хорошо, – осторожно, словно вступая на неокрепший лед, сказал он, – допустим, приходил волчонок, допустим, что я ему дал определённого толка совет. Что ж, ты меня за это убьёшь?