Андрей Стерхов - Тень кондотьера

– А где мама твоя? – спросил я для порядка.

– Померла шалава, бросила ребятёнка на произвол.

– Соболезную. Ну а папа?

– Кичу жопой греет паразит.

– Бывает, – покивал я сочувственно. Протокольные вопросы у меня на этом закончились, и я спросил о главном: – Слушай, Катюха, в этой коробочке раньше штука одна лежала, где она теперь?

– Скажу, чо дашь?

Это вполне справедливо, рассудил я. Вполне.

Сунул руку в карман пиджака, вытащил пятирублёвую монету и протянул.

Ангел вскочил, схватил монету, но, рассмотрев её, с презрительной миной вернул назад:

– Ищи лоха.

– Чего, мало?

– Лажовая, – пояснил ангел.

– Почему это? – удивился я, повертел возвращённую монету и сам оторопел: у монеты с двух сторон теперь была отчеканена решка.

Всё-таки Подсказчик, подумал я по этому поводу, и на практике маг величайшего уровня, даром что всякий раз прибедняется.

Портмоне осталось в бардачке, возвращаться к машине не хотелось, и я предложил:

– Денег с собой нет, давай я тебе сказку, что ли, какую-нибудь расскажу.

Отнюдь не падший, а всего лишь социально запущенный ангел в этот момент уже прятал родное между матрасом и пружинным панцирем огромной старомодной кровати. Услышав от меня столь заманчивое предложение, удивлённо замер и, оглянувшись, недоверчиво переспросил:

– Сказку?

– Угу, сказку.

Подумав недолго, ангел согласился:

– Сказку давай.

Запрыгнул ловко на кровать, положил ладони на колени и приготовился слушать.

Ну, что ж, назвался груздём – пожалуйте в кузов. В том смысле, что слово не воробей, вылетит – не поймаешь. В общем, ляпнул – отвечай. А я ляпнул. Вот и пришлось отвечать. Поймав за шкирку умученного котёнка (тот под шумок собирался прошмыгнуть между моих ног в коридор), начал выдумывать на ходу:

– Давным-давно, когда трава была зелёной, портвейн – вкусным, а будущность – интересной, жила-была в одном городе одна красивая девочка.

– Такая как я? – прервав меня, сразу уточнил ангел.

– Да, такая как ты, – кивнул я. – Но не совсем. В отличие от тебя, эта девочка была не совсем обычной. Раньше была она звездой и жила на небе. Но однажды случилось так, что злой волшебник заколдовал её. Сбросил с неба на землю и чики-пики, превратил в обычную девочку.

– Зачем? – не понял ангел.

– Из вредности, – пояснил я, почёсывая котёнку брюхо – То есть просто так. В охотку. Он же злой, ему причина, чтоб разозлиться, не нужна вовсе. Он и без того заводной. Как апельсин. Ну, и вот, слушай, что дальше случилось. Превратил, значит, злодей звезду в девочку и сказал ей: обратно превратишься ты в звезду и вернёшься к себе домой на небо только тогда, когда кто-нибудь из людей поверить, что ты и впрямь звезда. Вынес жестокий свой приговор и с ехидным ха-ха-ха удалился восвояси. А звезда одна одинёшенька на земле осталась. Покручинилась, она покручинилась, а потом взяла себя в руки и пошла – а, что делать? – кружить по городу. И всем-всем-всем, кто по пути попадался, объясняла, кто она такая на самом деле. Только никто ей, разумеется, не верил. Взрослые считали, что девочка просто забавная выдумлялка, а дети обзывали вруньей и ещё дурой. И смеялись над ней.

– А она? – озаботился ангел судьбой звезды.

– А она плакала, – сказал я. – Кто б на её месте не плакал? Плакала, конечно. И повторялась вся эта дребедень каждый день. И не один день. Много дней. Много-много. До тех пор повторялась, пока в этот город не приехал к бабушке на каникулы один славный мальчик. Гуляя по городу, увидел он однажды, как дети обижают красивую девочку, и стал её защищать. И всех прогнал от неё. А одному, самому вредному мальчишке даже нос расквасил, чтоб знал наперёд. А потом стал расспрашивать девочку, чего это они к тебе пристают? А она и говорит, видишь ли в чём дело, милый мальчик, я звезда, упавшая с неба, но никто мне не верит. Совсем-совсем никто. Такие вот грустные дела. Мальчик выслушал её, подумал-подумал и сказал решительно: а я вот верю.

– И чо? – сладко ковырнув пальцем в носу, спросил сообразительный ангел. – Сразу стала звездой?

– Нет, – ответил я, – пока ещё нет. Хоть мальчик и сказал, что верит, на самом деле не поверил, конечно. Трудно в такое, согласись, сходу поверить, тут нужно время. Но зато они подружились. А со временем мальчик понял, что эта девочка действительно не такая, как все. А потом влюбился в неё. А она – сказка всё-таки – в него. И настал день, вернее ночь, когда они поцеловались. В тот же миг девочка – ах! – превратилась в звезду и улетела на небо.

– Как это? – удивился ангел. – Почему?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Видимо, в тот момент мальчик наконец ей поверил.

– И чо? И всё?

– Угу, и всё, сказка кончилась. А любовь – нет, конечно, не кончилась. Звезда и по сей день продолжает крепко-крепко любить своего мальчика, который давным-давно, кстати говоря, уже не мальчик, и сияет для него с небес. А он, седой и старый, каждую ночь глядит на неё в телескоп, вздыхает и сочиняет грустные стихи. Вот так-то вот. Вот так. Ну, тут, как говорится, сказочке конец, а кто слушал молодец. Теперь говори-выкладывай, где штуковина.

Ангел скатился с кровати, как с горки, и, слова не говоря, пошёл – ангелы они такие, они слово держат – с деловитым видом мимо меня в коридор. Скоренько уложив заснувшего котёнка в коробку, я двинул следом. Во двор мы вышли вместе. А там всё сложилось как нельзя удачно, предпринятые ангелом энергичные поиски увенчались полным успехом. Лапка того самого беркута, слегка погрызенная и перемазанная в глине, но вполне ещё пригодная для колдовских выкрутасов нашлась в будке кабыздоха. Не стал он её жрать, не по вкусу, видать, пришлась: сухая, малокалорийная, с толстым слоем лака и воняет вечностью – фу, какая бяка. А, может, – кто его там знает – на чёрный день приберёг.

Без каких либо стенаний, а тем более извинений возвратив старинный артефакт, ангел проводил меня до калитки, где пригвоздил взглядом, который, будь он действительно гвоздём, точно пронзил бы насквозь, и спросил с надеждой:

– Дядька, слышь, дядька, ещё придёшь сказку рассказать?

Ох.

Ну что я мог ангелу на это ответить? Правду сказать был не в силах, врать не хотелось, поэтому ответил уклончиво:

– Угу, постараюсь.

И бегом, бегом, бегом к машине, чтобы не видеть больше этих огромных детских глаз, до краёв наполненных недетской печалью.

Ну а дальше мой путь лежал к логову оборотня, благо от рощи Звёздочка до пересечения Маяковского и Лермонтова рукой подать. Десять минут езды, и вот уже на месте. Рассовав по карманам несколько боевых, под завязку заряженных браслетов, а также амулеты из тех, что всегда держу про запас, я – первый, пошёл! – вылез из машины и двинул чинить расправу во благо справедливости.