Екатерина Хайрулина - Игры в вечность

Просто женщиной хочется побыть, без всей этой суеты. Просто. Как это иногда бывает с царем. До тех пор, пока он не начинает с ней соглашаться. Но разве может быть иначе? Она богиня.

А ведь некоторые, настоящие как она, пришли в этот мир не богами. Не захотели. Уршанаби называл их ануннаками, отец – пришельцами, а Италь смеялся – это у нас будут эльфы. Мудрые, почти бессмертные, но не боги, а люди, их осталось мало. Может и ей в пришельцы податься? а что, из нее выйдет симпатичная эльфочка.

А Думузи, наверняка, рядом с этой вот красоткой не мучают вопросы – кто он такой, бог или не очень. Вон она как к нему жмется, не до вопросов ему. Зависть? Ревность?

– А ты, Дим, мог бы для меня убить чудище? – неожиданно спросила она.

Запнулась, язык прикусила. Что за чушь она несет? Какие ему чудища? Богу – раз плюнуть.

– Конечно. Только Гизиду ругаться будет. И царь потом будет мучиться, придет в лес, а там никого, бегать начнет, кричать, звать: «где ты, мой злой Хумбаба!» Пойти убить?

– Не надо. Смеется ей в глаза.

Хочется уйти и не видеть больше его никогда. Ничего не видеть. Нырнуть, как Эмеш, на морское дно, и не вылезать. Но… А если ветер пойдет и убьет царя, там в лесу, вместо чудища? Ведь он может, чего ему стоит? А потом его Урушпак завоюет ее Аннумгун. Темные глаза ветра сверкают таким страшным огнем!

Да, не нужны ей никакие города, никакая божественная сила, другое ей нужно. Это все игра, мишура пустая. Сама не заметила, как сказала вслух.

– Надоело мне это все, Дим… боги, люди, подвиги… зачем мне его подвиги? Может зря отца уговорила меня взять? а? Я ведь не в богов хотела играть, я…

Сама испугалась своих слов, особенно когда увидела его переменившееся лицо.

– Я вот думаю, может мне в пришельцы податься? – скорей захотелось уйти от темы, сказать какую-нибудь бессмысленную глупость, – как думаешь, из меня вышла бы эльфочка?

– Дура из тебя бы вышла ушастая, а не эльфочка, – ветер зло огрызнулся, и мерзко хихикнула его красотка. Дрянь! Она-то как смеет! И Лару не выдержала, вскипела.

– Да пошел ты, Дим! Чего тебе от меня надо? Не надоело тебе еще! Да пошел ты! И сучку свою забери!

Она что-то еще кричала, он смотрел, а красотка улыбалась, все понимая. Потом Златокудрая убежала все-таки на дно, к Эмешу – там спокойнее. Хватит. Хватит с нее, давно хватит.

– Господин, – Иникер, верный Эмешев демон, бежал следом, едва поспевая, шурша перламутровой чешуей.

– Господин, – говорил он, – спрашивали Лару, но я не решился ее будить.

Златокудрая снова появилась вчера, ближе к ночи, какая-то вся издерганная и растерянная.

– Я переночую у тебя, ладно, Сар?

Нервный, сухой блеск в глазах. Оставалось только приветливо улыбнуться.

– Сколько угодно, Ру. А что случилось?

– Ничего, – фыркнула она.

Потом молча, спокойно, словно у себя дома, залезла под одеяло, прямо не раздеваясь. Свернулась калачиком.

– Как там твой царь? Она не ответила, лишь шмыгнула носом.

По всем прикидкам царь, вот где-то сейчас, должен добраться до чудища. Или уже добрался?

Лесного стража Эмеш помнил хорошо – забавная штуковина, жалко будет, если царь все-таки его поломает. Самое забавное, что Гизиду так ничего и не знал, от хранителя лесов надежно скрывали правду, хихикая за спиной. Гизиду бесился, не понимая, – так ему и надо, неприятный тип.

Лару лежала, обхватив руками подушку, с открытыми неподвижными глазами. Что не так?

– С Думузи поругалась опять? Она тихо всхлипнула, закрыла глаза.

– Ру? – Эмеш присел на край кровати.

– Я просто посплю, ладно? Мы потом поговорим.

– Все нормально? Принести тебе чего-нибудь?

– Не надо, Сар. Все хорошо.

Ладно, пусть спит, с расспросами все равно приставать бесполезно. Завтра поговорят. Ничего. Ну, в самом деле, за ночь ничего не случится. Пусть Ларушка спит, если дома неуютно одной.

Эмеш пожал плечами и пошел философствовать с Иникером во двор, подальше, чтоб не мешать.

– Кто спрашивал?

– Гизуду, он просто в ярости. Он там просто в ярости! – Иникер взволнованно размахивал руками, изображая всю ярость маленького хранителя кедровых лесов, – он кричит, что это Лару во всем виновата. Говорит, что какой-то царь что-то у него поломал. Я так и не понял.

Эмеш довольно хмыкнул. Ну и царь! Ему удалось, кто бы мог подумать. В капусту? Геро-ой!

– Хорошо, Ник, я сам ей передам.

Иникер кивнул и быстро ретировался за дверь, ссылаясь на неотложные дела.

Спальня была наполнена до краев ароматом роскошных белых пионов, гибискуса, и тонкими сладкими нотками абрикоса. Лару все так же уютно свернулась калачиком под одеялом, положив ладошку под голову, словно ребенок, даже жалко будить. Эмеш осторожно присел на край.

Сколько сотен лет он ее знает, да с детства считай, а все не перестает любоваться – так хороша. Даже и не скажешь сразу, что в ней особенного, красота Лару шла изнутри, даже не красота – сила. Богиня плодородия, как-никак. Впрочем, это было в ней и раньше, только раньше он предпочитал не замечать, здесь – другое дело. Здесь – игра. Пододвинувшись ближе, Эмеш поцеловал розовую щечку.

– Ру, проснись.

Сморщив носик, богиня фыркнула что-то неразборчивое и отвернулась, натягивая одеяло до самых ушей. Эмеш усмехнулся и принялся тормошить, она лениво хихикала, но вылезать никак не желала.

– Давай, Ру, пора вставать. Твой царь поломал-таки лесного робота и хочет тебя видеть.

Вот это подействовало, да еще как. Лару мигом оказалась сидящей на кровати, сон как рукой сняло, только голубые глаза недоверчиво хлопали ресницами.

– Атну? Уже? Не может быть!

– Еще как может, – заверил Эмеш, – Гизиду просто в ярости, рвет и мечет. Уж у него вряд ли есть сомнения на счет твоего участия в этой забаве.

Как ни странно, лицо у Лару было почти испуганное, и уж точно не по поводу ярости хранителя лесов.

– Уже? – тихо повторила она, кусая губы.

Несколько секунд сидела неподвижно, словно обдумывая, и вдруг улыбнулась, чуть натянуто, тряхнула головой.

– Атну настоящий герой! Таких, как он, среди людей больше не найти. Он бесстрашен как лев, никто раньше и близко не решался подойти к лесному чудищу, не то, чтобы сразиться с ним!

– Ру? – Эмеш посмотрел на нее с подозрением.

Она подскочила на месте, выскользнула из-под одеяла, понеслась в ванну. И ему не осталось больше ничего, как пожать плечами и отправиться на кухню завтракать. Там на столе, Иникер как раз заботливо приготовил кофе и хрустящие гренки с сыром.

Так какие планы на сегодня? На море он уже ходил, для философских бесед еще рановато – напиваться за завтраком даже ему самому не казалось удачной идеей. Взять что ли, и правда отправиться в город, посмотреть вблизи как там идут дела? Он давно собирался, едва ли не каждый день, но каждый день откладывал на потом, довольствуясь привычной размеренностью вечности. Обленился.