Екатерина Хайрулина - Игры в вечность

Царь молча указал на скрючившегося под деревом Этану, раненого не то в бок, не то в живот.

Огромная мощная туша обмякла, затихла, лишь изредка болезненно вздрагивая. Эх, досталось тебе, буйвол! Рядом сидит стрелок, нервно кусая ногти, не понимая, что ему делать и как. Хочет помочь, мальчик. Когда Этана дергается – он испуганно, осторожно, гладит его по ноге, бормочет что-то.

Ничего, у стрелка похоже только ушибы и царапины, вот сейчас Златокудрая буйвола вылечит, и он тоже придет в себя.

Дед сидит, привалившись к дереву спиной, закрыв глаза. Ранен, нет – не разобрать. Златокудрая послушно обошла всех, у Этаны задержалась надолго, кажется, вытащила из него какой-то осколок.

– Все? – когда она снова вернулась к царю, ее руки заметно дрожали, на тонком невесомом платьице алела чужая кровь. Тизкар вдруг понял, что Златокудрой страшно, до слез, на самом деле, хоть такого и не может быть. Боятся ли боги?

Атну стоял перед ней словно ничего не случилось, словно это не он только что стонал и шипел, неся Тизкару фляжку с водой. Стоял и стоял, спокойно, гордо, прямо, как и подобает царю, только руку чуть неуклюже к себе прижимал, не по-царски.

– Ты довольна? – спросил он.

Она уже было протянулась к нему, но отпрянула, словно обожглась, не ответила ничего.

– Чего ты хочешь теперь, Златокудрая?

– Я… – голос дрогнул и сорвался.

Она ведь хотела что-то сказать, но сразу не смогла. Вдохнула поглубже, собираясь с духом. Богиня… Ветер подхватил трепещущее золото волос, солнце брызнуло янтарными бликами…

– Я довольна, царь! – сказала она, и голос звонким колокольным серебром разнесся по лесу, вспыхнули ясным пламенем голубые глаза, – твой славный подвиг не забудется в веках! Ты – герой! И нет тебе равных среди людей! Герой скривился, сжимая зубы. Промолчал.

– Я хочу наградить тебя, царь! Я хочу подарить тебе вечную жизнь! Ты будешь жить в небесных чертогах вместе со мной, ты станешь моим мужем! Люди станут почитать тебя как бога, ты будешь вечно молод и вечно счастлив…

– Твоим мужем? – спросил царь, облизав пересохшие губы. – Наградить? Почти богом?

Она готова была продолжать, но запнулась на полуслове. Синее небо испугано заметалось в глазах.

– Ты не хочешь?! Я предлагаю тебе вечную жизнь!

– Прости… Царь не хотел.

– Я не нравлюсь тебе? – она побледнела, все еще не в силах поверить. Возможно ли?

Он подошел, совсем не хромая – и как удалось? обнял ее здоровой рукой, притянув к себе, и долго так, зарывшись носом в золотых кудрях, стоял, словно прощаясь. Навсегда. А она, казалось, боялась даже вздохнуть, замерла настороженной ланью, не решаясь ни прижаться в ответ, ни отпрянуть. Потом царь мягко отстранил ее, отступив на шаг, глянул в глаза.

– Прости, – сказал тихо-тихо, – ведь ты же заранее знала, что я откажусь. Зачем…

– Что! – она рванулась прочь, – ты обещал быть рядом со мной! Ты обещал сделать для меня все! Царь вытянулся, словно от боли.

– Я обещал, – хрипло сказал он. – Я сделаю для тебя все, что захочешь – пойду воевать с чудищами, разнесу в хлам все города в степи, прыгну с обрыва вниз головой, сделаю любую глупость какую пожелаешь. Я всегда буду любить тебя. Как человек. Как мужчина любит женщину. До самой смерти. Но не надо делать из меня бессмертного бога, не надо предлагать вечное счастье, я не смогу так…

– Ты отказываешь мне?! Он смотрел ей в глаза – чуть-чуть сожаления, чуть-чуть грусти…

– Прости. Со всего маху она ударила его по щеке.

– Да как смеешь ты! Ты – мне! Ты что, забыл кто я!

Огонь. Вспышка! И в краткий миг, из испуганной девушки она превратилась в грозную богиню, в сияющем ореоле света вознесшуюся высоко над землей. Ее волосы взметнулись золотой волной, ее глаза яростно метали молнии – истинная дочь самого неба! На неземном лице румянцем полыхала ярость. Она была прекрасна и страшна одновременно, как может быть прекрасен и страшен лишь жаркий дикий огонь.

Невысокий, жилистый человек стоял перед ней на земле, задрав голову. Он ни в кого не стал превращаться – уставший, раненный, со сломанной рукой, кровь и грязь смешались – не разобрать, волосы слиплись от пота… Великий аннумгунский царь? Нет, к чему это здесь. Просто человек, не желающий принимать божественную милость. Стоял и смотрел.

– Нет, Златокудрая, не забыл, – сказал тихо, – именно по этому и не могу. Я бы никогда не смог отказать тебе, как женщине, но как богине… Прости. Неужели ты сама не видишь, как далеко это может зайти. Уже зашло. Я не встану по ту сторону. Я человек. Я не могу.

– Я покараю тебя, человек! – грянул гневный голос богини. – Ты! – приказала она, – убей его!

– Прости, Златокудрая, но я не могу, – Тизкар не сразу понял, что это говорит он сам, – мой долг охранять моего царя, я не могу.

– Твой долг – делать что я прикажу! – глаза уже резало от нестерпимого света, уши закладывало от раскатов грома. – Я сравняю весь ваш Аннумгун с землей, если не подчинишься! Убей!

Тизкар опустил глаза, стиснул зубы, понимая, что нечего больше сказать. Он не сможет, чем бы она не грозила.

– Я могу сделать это, Златокудрая, – Этана сделал шаг вперед, на сером лице маской застыла решимость. – Но поклянись, что не тронешь Аннумгун. Тогда Лару закричала – пронзительно, отчаянно, страшно.

И вдруг стало тихо. Пусто. Темно. Только пять человек остались в лесу, совсем одни. И в воздухе пахло хвоей. Где-то далеко звенела мошкара, ветер гудел в верхушках деревьев, а над деревьями плыли облака, медленно, неспешно скользили под самым хрустальным сводом. Небо смотрело на них. Царь вздохнул, сделал шаг, морщась от боли… звонко хрустнула ветка.

– Царь?

– Да, Этана, ты все сказал правильно. Жизнь тысяч людей важнее жизни царя, – посмотрел пристально, снова вздохнул, покачал головой. – У тебя дома жена и мать, береги их. Все правильно, любой бы… Это я дурак.

– А я?

– И ты тоже, Тиз, – он криво усмехнулся. – Но каждый решает сам.

Этана который час сидел молча, угрюмо глядя в костер, изредка ворошил ветки, и тогда стайки искорок с треском подскакивали, кружились в дыму, уносились далеко к звездам. Этана провожал их взглядом.

Царь спал. Или, может быть, просто лежал неподвижно, закрыв глаза. Златокудрая так и не вылечила его, пришлось самим – пули из ноги вытащили, перевязали, Мелам напоил каким-то отваром, теперь пусть отдыхает. Назад все равно они раньше утра не пойдут, а больше делать нечего. Впрочем, дед опять куда-то пропал, у него-то дела нашлись.

Тизкар бродил вокруг костра, пытаясь найти себе хоть какое-то дело, но ничего придумать не мог. Спать не хотелось, ничего не хотелось, только мысли всякие дурные не давали покоя.

– Хорош бегать! – буркнул сквозь зубы Этана, – надоело уже. Тизкар замер, потоптался на месте и уселся рядом.