Кэтрин Куртц - Святой Камбер

— Постарайся, чтобы это выглядело естественно, сынок. У нас много работы, и я хочу, чтобы ты заставил их думать, будто стараешься преодолеть сопротивление. Когда закончим, я усыплю тебя, так что не придется отвечать на вопросы. Просто доверься мне.

— Начинай, — только и ответил Джорем.

— Хорошо, Джорем, — Камбер заговорил, слегка массируя сведенные мышцы плеч и осторожно оглядывая комнату. — Я знаю, что оказаться перед столькими людьми трудновато. Мне тоже нелегко, непривычно глубоко личное выносить на публику. Нам приходилось делать это и раньше, только на других уровнях. Итак, я хочу, чтобы ты просто расслабился и снова нашел знакомую тебе точку сосредоточения.

Джорем сделал глубокий вдох и выдохнул, приказывая себе расслабиться. Сейчас на фоне чисто физического контакта укреплялось общение на уровне сознания, опасности, что другие Дерини смогут подслушивать, не было. Это был их островок безопасности в стане врага.

Веки Джорема задрожали — верный признак настойчивости Камбера и его усилий. Со стороны это выглядело как сопротивление Джорема. Слова отца текли сквозь его сознание, унося вдаль, растворяя физические ощущения в тишине того, что с молниеносной быстротой превращалось в пустоту.

— Вот так. Закрой глаза и иди за мной, — говорил Камбер, глядя в пол перед Джоремом, чувствуя податливость сына и внимание зрителей. — Знаю, на это потребуется много времени, но ты справишься. Можешь не обращать внимания ни на что, кроме моего голоса, прикосновения и знакомого присутствия моего разума.

Он говорил для присутствующих, не знакомых с деринийским контактом. Подсознательно он чувствовал, что некоторые из публики вместе с Джоремом погружаются в транс. Через мгновение слова забудутся ими, и в памяти останется только то, что они видели.

— А теперь откройся мне, — пробормотал он, положив руки на шею Джорема и легко опираясь большими пальцами в позвоночник под светлыми волосами. Почувствовал под пальцами ровное и нечастое биение пульса на висках сына.

— Вот так. Говорить больше не нужно. Ни один звук не должен беспокоить тебя, ни одно ощущение не должно обрывать связи. Соединись со мной, Джорем.

Когда и Камбер закрыл глаза, в затихшей комнате не было слышно ни звука. В каком-то смысле это было не меньшее волшебство, чем то, которое показал Кверон. Камбер мысленно слился с Джоремом, и они оба вновь вернулись ко всему сказанному, разрабатывая план действий. Сейчас можно было не опасаться присутствия чужого мозга. Ни Кверон, ни Джеффрай, ни любой другой Дерини в зале не имеют ни малейшего представления о том, что в действительности происходило между ними.

В следующие несколько минут Джорем заметно вздрагивал под прикосновением Камбера. На его лице отражалась несуществующая внутренняя борьба. На самом деле они прятали воспоминания о нынешнем Камбере туда, где в случае другого обследования их нельзя будет обнаружить, блокировали образы памяти так, что только сам Камбер сможет снять это блокирование.

Когда все было сделано и Джорем стал помнить о стоявшем рядом человеке только то, что должен был помнить, Камбер коснулся точки, контролировавшей сознание, и усилил давление. Тело Джорема обмякло. Камбер медленно открыл глаза, опустил руки и поднял голову, притянув спящего Джорема к себе.

— Он говорил правду, ваша милость, — пробормотал Камбер, заставив очнуться нескольких слушателей, которые попали во власть его магии. — Действительно вскоре после похорон он перевез тело, еще раньше получив наказ отца сделать это. — Если понять эти слова дословно, они были правдой. — Однако память о последнем месте захоронения отца стерта. — Это тоже была правда, потому что сам Камбер стер ее.

Прищурив глаза, Джеффрай оглядел епископа и его секретаря.

— Ваше обследование не причинило ему вреда, святой отец?

— Необратимого — нет, ваша милость. Необходимо было преодолеть очень сильное сопротивление, но главное последствие — слабость. Я погрузил его в сон. Если ночью его не потревожат, утром он проснется уже бодрым.

Джеффрай кивнул, явно удовлетворенный ответом.

— Ваши выводы относительно тела Камбера?

— Нет никакого способа вернуть его, ваша милость, Можно только с точностью утверждать, что предположение о его вознесении к небесам, выдвинутое Слугами святого Камбера, не может быть ни доказано, ни опровергнуто.

— Но видение Гвейра… — вмешался Кверон. — Обследование Джорема не опровергло его.

— Верно, — ответил Камбер. — Об этом случае Джорему известно не больше любого другого. Разумеется, кое-что он знал, так как был свидетелем моего зимнего разговора с Гвейром, и только.

Джеффрай внимательно посмотрел на седовласого епископа, по-прежнему поддерживающего спящего Джорема, потом поерзал на троне и вздохнул.

— Хорошо, епископ Келлен. Спасибо за помощь. Можете проследить за тем, как устроят вашего секретаря. На сегодня я объявляю заседание закрытым, уже поздно. Завтра мы продолжим. Отец Кверон, надеюсь, к тому времени вы представите дополнительные свидетельства.

— Да, ваша милость. По разным причинам некоторые из наших главных свидетелей не могли присутствовать сегодня, однако завтра мы постараемся обеспечить их присутствие.

— Тогда заседание закрыто.

Собравшиеся расходились, а Камбер боролся с противным холодком внутри, ему было хорошо известно, кого Кверон имел в виду. Конечно, Джорема будут снова допрашивать, хотя теперь Камбер не сомневался в том, что ничего нового он не расскажет. Возможно, вызовут и его самого, однако потеря сознания может послужить ему весомой причиной незнания.

Райса и Дуалту тоже вызовут. С Дуалтой уже ничего не поделаешь, а Райса можно было вызвать к себе сегодня ночью (вроде бы за тем, чтобы осмотреть Джорема) и предупредить. Никто не решится требовать проникновения в мозг Целителя, а если и захотят, то настаивать не будут. Так что, пока Райс не сказал ничего, не соответствующего их истории, он в безопасности.

Но главным свидетелем, если Кверон отважится вызвать его, станет Синхил, и никто не может знать, как он отреагирует. Но по крайней мере одного свидетеля Кверон не сможет найти, думал Камбер, когда он и несколько михайлинцев подняли и понесли спящего Джорема. Даже такой умный Дерини, как Кверон Киневан, не в состоянии отыскать монаха-михайлинца по имени Джон.

Молва о событиях этого дня распространилась еще быстрее, чем Камбер опасался. К тому времени, когда он уложил Джорема в постель, проинструктировал Райса и переговорил с дюжиной доброжелательно настроенных коллег, желавших узнать его мнение о проблеме, уже закончилась вечерняя месса. Камбер понял, что сможет остаться в одиночестве, только спрятавшись ото всех. Если он хотел получить возможность восстановить душевное равновесие, приготовить себя к завтрашней пытке, на часок-другой он должен был скрыться куда-нибудь.