Вера Чиркова - Семь звезд во мраке Ирнеин

– Но я думаю… вы и сами во всем спокойно разберетесь, а девушкам необходимо умыться и отдохнуть после таких волнений. – Так же безразлично произнесла Астра, разглядывая свои ногти.

Начальник сразу уразумел предлагаемую ему сделку. Они будут молчать, а после отхода обоза он спустит это дело на тормозах. Тем более, что из восьми нападавших в живых осталось только двое.

И через несколько минут четыре девушки вышли в ночь из казенного здания надзора.

– Меня зовут Кимелия. – Решительно протянула магине руку высокая воительница.

– Астра.

– Варена.

– Улидат.

– Куда идем? – Осторожно поинтересовалась Астра, страстно не желавшая, чтобы знакомство на этом и закончилось.

– Нам нужно купить кое-что. – Просто пояснила рыженькая. – И еда у нас пропала. Ты с нами?

– Конечно. – Спокойно кивнула магиня, сдерживая бушующее в груди ликование.

Ну, вот учитель, убедись, вовсе не такая уж я бестолочь, раз сумела так быстро достичь желаемого результата! Хотя, если совсем честно… господин случай сыграл в этом далеко не последнюю роль. Впрочем, как и во всем, что происходит в мире.

Длинная вереница телег и повозок была готова к отправке. Грузы тщательно упакованы и привязаны, места для пассажирок и их поклажи приготовлены. Воины надзора и наемные охранники, все высокие и крепкие молодые мужчины уже сидят в седлах, ожидая окончания последнего акта церемонии отправления обоза. Регистрации добровольно уходящих в неведомое женщин.

Она происходила у вынесенного на улицу стола, где вожак обоза разложил листы с написанными на них порядковыми номерами. Никаких имен и званий, отныне они все равны.

Однако по еще не разрушенной привычке первыми к столу подъезжали те, кто добирался до места встречи в собственных каретах и повозках. И первой из них была обогнавшая Астру карета без гербов. Протянув из окна холеную ручку, девушка под плотной вуалью бестрепетно перенесла укол кинжала и приложила отпечаток против первого номера. Всё! Отныне она принадлежит неизвестности. Сопровождавший ее под видом лакея крепыш смахнул с щеки горькую слезинку.

Номер сорок два. Гибкая девушка с короткими пепельно-русыми волосами и серыми, с золотыми крапинками вокруг зрачка глазами ставит отпечаток тонкого пальчика.

Номер сорок три. По-крестьянски крепкая немолодая женщина лет за пятьдесят, с голубыми глазами и обмотанной вокруг головы пшеничной, слегка разбавленной сединой косой твердо нажимает на бумагу мозолистым пальцем.

– Кто еще? Никого? Регистрация закончена!

Забегали крестьяне, помогая тем из уходящих, у кого не было лошадей или повозок, поудобнее расположить на телегах багаж и устроиться самим.

Заскрипели распахнутые ворота. Обоз начал движение. Начальник надзора незаметно смахнул выступивший на лбу от напряжения пот. Слава заступнику, сумасшедшие дни закончились. Можно пойти выпить большую кружку крепкого вина и завалиться в постель. Спокойная жизнь до следующей весны ему гарантирована.

Едва деревня осталась позади, Лародель облегченно вздохнула и отбросила с лица вуаль. Ну вот она и свободна. От обязанностей, от условностей, от этикета и притворства. А самое главное, от жениха.

Воспоминание о том, что герцог Дейризи считает, что она отправилась на лечебные грязи, вызвало на ее личике злорадную усмешку. Дорого бы она отдала, чтобы посмотреть на его красивое лицо, в тот миг, когда он получит ее письмо. Которое верная служанка отправит не раньше, чем прибудет в ее Линдийский дворец.

Впрочем… отдавать больше нечего. Но… если… судьба повернет так, как мечтает она, герцог будет последним человеком, с которым ей захочется встретиться на этом свете. Пусть у нее нет теперь ничего, ни титула, ни родных… но оскорбленная гордость пока никуда не делась! И в один момент разбитое грязной сценкой сердце тоже пока при ней.

Стоп! А вот про это лучше не вспоминать! Лародель поспешно вытащила из сумочки золотую бутылочку и трясущимися руками открутив пробку, приложила горлышко к губам. Быстрее, пока несколько недель снившиеся ей голые пятки фрейлины вновь не задергались перед глазами, вызывая заливающий мозг кровавый туман.

Дисси поудобнее устроила голову на мягком тюке, который, когда они с Бини устраивались на телеге, сочувственно на нее поглядев, принес один из охранников, и прикрыла глаза. Заснуть не удастся, многолетнюю привычку вставать с солнцем перебить трудно. Да и стоит ли? Возможно, пора подумать о том, правильно ли она сделала, придя сюда? Хотя и это теперь не имеет никакого значения. Того, что сделано, не вернешь. Сначала ею двигали боль, обида и инстинкт самосохранения, позже – привычка все начатые дела доводить до конца. Да и предосудительно это, в ее возрасте каждый день менять решения. Хотя в ее возрасте много чего предосудительно. Например, любить.

Ну, вот почему, так неодинаково воспринимает общество любовь седого старика к юной девочке, и пожилой женщины к молодому красавцу? Старику все простят, еще и одобрительно поухмыляются, силен! А женщину за гораздо меньшее готовы в землю втоптать!

Да разве ж она виновата, что столкнувшись ранним утром с шедшим по улице парнишкой-пастухом, чуть не уронила себе на ноги бадейки с водой! Так захолонуло сердце от неуемной нежности при виде примятины от подушки на розовой со сна щеке, от томного блеска глаз, по-детски сонно взиравших на просыпающуюся деревню! Она и сама не скажет, сколько было в той вспышке материнского тепла, а сколько женской тоски и жажды любить! Но что похоти не было, знает точно. Было желание ласково гладить пальцами спутанные волосы, прикасаться ладонью к плечам… и дарить тепло и нежность, такую огромную, что скрыть ее не было никаких сил. Она и не сумела. Уже через неделю зашептались, захихикали кумушки, приметив, как наливается при встрече с парнем стыдливым румянцем лицо немолодой знахарки. А потом донесли и ему. И однажды она поймала изучающий взгляд, с новым интересом остановившийся на крепкой, еще ладной фигуре. А вскоре вечером в ее окно стукнул тяжелый кулак, и, открыв дверь, Дисси почувствовала, как от неожиданности пойманной птицей забилось захлебнувшееся счастьем сердце.

Но они вошли втроем и по его самоуверенному виду, да по тому, как прятали глаза ухмылявшиеся дружки, она сразу поняла, какую шутку они задумали. Только не с их жизненным опытом пытаться провести прожившую долгую жизнь знахарку.

И тогда она засуетилась, метнулась за перегородку, что-то бормоча об угощении.

А когда вышла, держа в голых руках клубок слабо шевелящихся сонных болотных гадюк, которых держала на льду, чтоб собирать драгоценный яд, лица гостей враз позеленели и перестали лыбиться. А еще через миг, визжа и матерясь, троица катилась кубарем с крыльца, сбрасывая с себя холодные кольца. Вот тогда заторопилась и Дисси. Знала, такого ей деревня нипочем не простит. Забудут и про тяжелые роды, удачно завершившиеся лишь благодаря ее упорным стараниям и про спасенных от удушья детишек, наглотавшихся забытых родителями мелких монеток.