Ксения Чайкова - Ее зовут Тень

— Чего-чего? — явно не веря своим ушам, поинтересовался тать.

— Держи, — подтвердила я, поворачиваясь к нему и возвращая нехитрые вещички. — Я же не воровка, мне чужого не надо.

— Можно подумать, я от хорошей жизни в грабители пошел! — тут же вспетушился парень и выхватил у меня шпильку так стремительно, что едва не пропорол себе ладонь.

— Конечно нет, — понимающе кивнула я. — Наверняка у тебя имеются престарелые родители, десяток сестер-бесприданниц, младший братишка, который учится на платном отделении какой-нибудь академии магии, нигде не работающая жена и трое матолетних детей, которых нужно кормить и одевать.

— Издеваеш-ш-шься? — оскорбленной гадюкой зашипел тать.

— А что, нельзя? — хмыкнула я. Тьма, с любопытством разглядывавшая воришку, заинтересованно заклекотала, явно оценив количество съедобной плоти, пытающейся качать перед нами права. Я успокаивающе положила ладонь ей на загривок. Демон вонато у меня нервная, того и гляди, бросится. — Как зовут-то тебя, грабитель непутевый?

— Хендрик, — растерянно отозвался он, явно не ожидая такого спокойного и безобидного вопроса.

— А я Тень, будем знакомы, — благовоспитанно кивнула я.

— Так ты из этих? — мигом переполошился Хендрик, оглядываясь и явно прикидывая, куда драпать. — Из этих самых?..

— Из кого?

— Ну из этих… — Воришка попытался объясниться взмахами рук, не сумел и смешался еще больше. Я ждала с выражением умиленного внимания, в душе ухохатываясь и веселясь. — Из тех, кто быка победить может…

— Мясников, что ли? — прикинулась я непонимающей овцой. — Нет, я храна.

— Ой, — глубокомысленно и многозначительно выдал Хендрик, пятясь и выставляя перед собой зажатую в ладони шпильку. Я в который раз подивилась человеческой бестолковости. Если он так бледнеет и шарахается, значит, понимает, что означает слово «храна». А раз так, то неужели надеется отбиться от меня тонкой шпилькой, которой только в замочных скважинах ковыряться да внутренние щеколды снаружи отодвигать?!

Впрочем, нападать я и не собиралась. Наоборот, полезла в карман, выудила пару монет, сэкономленных благодаря Каррэну, оплатившему мой ужин, и бросила их незадачливому татю:

— Держи в качестве моральной компенсации за тот страх, которого ты натерпелся, поняв, что напал не на беспомощную курицу, не знающую, с какой стороны браться за меч.

Хендрик машинально поймал деньги, потом разглядел, что ему бросили, и в голос возмутился:

— Ну уж нет! Я не нищий — подаяние брать!

Hv да, не нищий. Всего лишь грабитель… Честный и благородный труд, ничего не скажешь. Намного почетнее нишенствования!

— Это не подаяние, — спокойно отозвалась я. — Это плата за услугу. Попросить тебя кое о чем хочу.

— О чем это? — подозрительно поинтересовался Хендрик, пересыпая монеты из ладони в ладонь.

— Я скоро из Каленары уезжаю. Далеко и, наверное, надолго. Сходи в храм и помолись, чтобы моя дорога удачно закончилась, — на полном серьезе попросила я. Храны не особенно суеверны, но божественное благоволение не мешало еще никому и никогда.

От такого поворота событий Хендрик опешил настолько, что я не выдержала и помахала рукой у него перед глазами, проверяя, не отлетела ли его душа во Мрак вековечный. Тьма предложила более жестокое, зато действенное средство — хищно потянулась с моего плеча вперед, явно метя еще разок цапнуть воришку за руку или ухо, уж до чего дотянется. Тать, разгадавший ее намерение, охнул и на всякий случай попятился еще, продолжая сжимать в руках деньги.

— А не боишься, Тень? — наконец поинтересовался он, поняв, что я не шучу. — Ведь я могу деньги забрать и ни в какой храм не пойти…

— Можешь, — согласилась я. — Но ты так делать не будешь.

— Почему? — изумился Хендрик.

— Потому, что боги — они с неба все видят! Поймут, что ты бесстыже обманул девушку, и покарают! — назидательно отозвалась я, указывая пальцем вверх. Воришка машинально проследил за ним взглядом, даже голову запрокинул, таращась на звезды, потом сообразил, что я издеваюсь, и сильно (даже в темноте было заметно) покраснел. Ну да, попался как ребенок. — А если серьезно — просто прошу, уповая на совесть и элементарное чувство благодарности. Ведь я могла спокойно прибить тебя за попытку напасть в темной подворотне или скрутить и сдать городской страже. Но я не делаю ни того, ни другого и потому думаю, чтовправе рассчитывать на ответную услугу. А мне до отъезда, кажется, некогда будет в храм зайти…

— Ладно, — решил Хендрик, кивая. Не знаю, что его привело в нормальное расположение духа — моя умиротворяющая речь или дружелюбное поведение, но он заметно успокоился и даже как-то выпрямился, сразу показавшись мне выше и внушительнее.

— Ну вот и хорошо, — улыбнулась я. — Удачи тебе в твоем нелегком промысле!

— Постой, ты куда? — удивился тать, увидев, что я уже помахала ему рукой на прощание и развернулась в сторону Приречной улицы.

— Домой, разумеется, отсыпаться — до рассвета всего ничего осталось, — спокойно отозвалась я.

— Разве у хранов бывает дом? — изумился Хендрик, даже остатки своей булки от удивления выронил. Ну все, теперь ими даже демона не накормить — Тьма, к примеру, такое грязное даже нюхать не будет. Впрочем, ее я балую, а с голодухи еще и не то сжуешь…

— А я не обычная храна, у меня все бывает! — беззаботно пропела я. — Еще вопросы?

В моем беспечном тоне четко прослушивалось: никаких вопросов последовать не должно, но тать то ли слишком заинтересовался, то ли оказался совсем уж толстокожим, не почувствовавшим аккуратного намека."

— А куда ты уезжаешь?

А еще говорят, что самые любопытные существа в мире — женщины! Да мы мужчинам и в подметки не годимся в вопросах болтовни, сплетен и сования своего носа в чужие дела.

— В Валахерт, — соврала я, решив не воспитывать мальчишку. Тот понял, что спросил что-то явно не то, и примолк, продолжая таращиться мне вслед — я спиной чувствовала его внимательный и настороженный взгляд. А вот Тьма слетела с моего плеча, откровенно насмешливо что-то прошипела и бросила в меня несколькими мыслеобразами. Я уловила усталость и легкое недоумение. Демона явно удивляло мое добросердечие. Я рассеянно погладила ее по жесткой чешуе на загривке, не зная, что ответить. Сказать, что просто пожалела этого мальчишку? Но храны не знают, вернее, не должны знать такого понятия, как жалость. Расписаться в своем непрофессионализме, пусть и перед собственным демоном? Ну уж нет! Я ограничилась несколькими мыслями с неоформленным успокаивающим содержанием.

Приречная улица получила свое название не с потолка. Дома стояли только с одной стороны, вдоль другой протянулся высокий парапет, ограждавший ледяные воды Неарты от всякой городской гадости, начиная от помоев, которые проще выплеснуть в канаву, чем через аршинную каменную кладку, и заканчивая пьяными. Последние, впрочем, все же иногда ухитрялись перевалиться через ограждения и утопнуть в реке, а затем по закону подлости очень не к месту всплыть вблизи какого-нибудь стратегически важного объекта вроде королевского дворца или резиденции главного казначея. Жили на Приречной улице люди зажиточные и солидные — разбогатевшие купцы, обнищавшие дворяне и даже мэтр Тюрольд — главный городской палач. Мой дом не отличался от всех прочих — уютный двухэтажный особнячок с мансардой и небольшой конюшней на пять лошадей. Отдельного дворика не было, но в короткие наезды под собственную крышу я, испытывая острые приступы хозяйственности, высаживала петуньи на подоконниках и крохотном балкончике, нависающем над улицей; правда, даже столь неприхотливые цветы у меня не росли — погибали от недостатка полива и внимания. Дома я бывала редко. Намного реже, чем мне хотелось бы. Этот особняк я купила по случаю — после четвертого успешно выполненного заказа у меня на руках появились немалые деньги, а тут как раз Жун нашептал на ушко, что один из его многочисленных знакомых хочет срочно продать дом. Довольно солидное строение, приличный район что еще нужно молодой девице? Вообще-то собственными домами хранам обзаводиться глупо — большую часть своей чаще всего недолгой жизни они проводят в разъездах с клиентами и обзаводятся жилищами, уже отойдя от дел, на склоне лет — это если доживут, конечно. И мне, ведущей такой же рассеянный и непостоянный образ жизни, в принципе жилье не было нужно — за год я проводила в Каленаре в общей сложности дней сорок — пятьдесят, а это время можно спокойно прожить и в гостинице. Но… мне очень понравился очаровательный особнячок, выставленный на продажу, цена, по причине срочности сделки, не отпугивала, а район и в самом деле был приличным. В общем, я стала владелицей собственного жилья, и теперь у меня было хотя бы куда возвращаться. Тьме новое жилище очень понравилось, и мы обе теперь стремились разделаться с заказами как можно скорее, чтобы вернуться домой и наслаждаться покоем под своей крышей. Жители Приречной улицы, не зная о роде моих занятий (ни к чему это им), явно почитали меня дорогой содержанкой, к которой какой-то богатей прикипел всем сердцем и никак не может дать отставку. Мои частые и долгие отъезды интриговали местных кумушек, а приезды — особенно в откровенно обессилевшем, а иногда и раненом состоянии — вызывали бурю сплетен и домыслов. Как-то я с любопытством узнала, что моя жизнь в глазах обитателей улицы носит такой откровенно порочный и непристойный характер, что диво еще, как меня из этого приличного района вверх тормашками не вышвырнули. Больше всего широкую общественность интересовал вопрос: кто же является тем богатеем, что, по всеобщему мнению, купил мне особняк и демона и к которому я так часто езжу в гости?! Под подозрение попали все члены совета архимагов, главный королевский сокольничий, министр по налогам и сборам, сын сенешаля и даже… тсс… сам король! Узнав о последней версии, я села где стояла, а потом долго не могла опомниться и только бестолково трясла головой, дивясь человеческой глупости и буйству фантазии. Впрочем, нельзя сказать, что мне не было лестно, все-таки королевская любовница — это звучит!