Ольга Сергеева - Дочь Кузнеца

Обо всем этом и еще о многом другом размышлял старшина, приказывая своим людям занять места перед телегами и позади них. Он хмурился в бороду и покрикивал на людей, которые, как ему показалось, двигались недостаточно расторопно. Парни, обычно острые на язык и не упускающие случая поддеть дуг дуга, а иногда и ответить своему старшине, сейчас молчали. Они были в походе уже больше двух месяцев. Они объехали весь северо-западный Махейн. Они просто устали. И то обстоятельство, что всего в десяти переходах от княжеской столицы из-за сломанного (будь оно проклято всеми Темными Богами!) колеса им приходилось тащиться шагом, отнюдь не добавляло им расположения духа! Никто из них упорно не смотрел на свернувшуюся в своей лисьей шубе под пологом последней телеги маленькую девочку.

Первые дни ехать Заниле было интересно. Ни старшина, никто из дружинников ничем не ограничили ее свободу. Ее просто посадили на телегу и велели во время привалов никуда от лагеря не уходить. Старшина, словно стараясь напугать глупого маленького ребенка, начал рассказывать ей о голодных волках, бродящих в лесу, но, заметив совершенно не детскую насмешливую улыбку, блуждавшую на губах Занилы, смутился, оборвал свою речь на полуслове и ушел на свое место в начале маленького каравана. Так Занила и ехала, удобно устроившись на тюках с мягкими шкурками пушных зверьков, и с любопытством оглядывала все, мимо чего они проезжали. Но пейзаж от севера Махейна к югу менялся мало. Только в лесах стало больше лиственных деревьев. Хотя, впрочем, и самих лесов стало меньше. По сторонам дороги все чаще тянулись луга и холмы, изрезанные оврагами. Но это вносило не слишком большое разнообразие в окружающий ландшафт. Вскоре Заниле стало скучно, тогда она принялась разглядывать дружинников. Среди них были и совсем еще молодые парни, и зрелые мужчины с серебрившимися сединой бородами. Все они были крепкими, в каждом их движении сквозила сила… И еще: они были дружиной! Их сила заключалась еще и в уверенности друг в друге. Они знали друг друга настолько хорошо, словно были родными братьями, словно сражались вместе много лет. Впрочем, последнее как раз и могло быть правдой. Они переговаривались между собой в дороге, они вместе устраивались на привал, они горланили песни, шутили и смеялись собственным шуткам… Они словно не замечали Занилы. Нет, они не забывали кормить ее на привалах и устраивать ей ночлег не слишком далеко от огня, но ни один из них за прошедшие две недели ни разу не заговорил с ней. Не сразу, но Занила смогла понять: она — лишь дань, которую везут князю. Мало чем отличающаяся от тех же шкурок пушных зверьков!

Когда на второй неделе пути с неба вдруг начали падать тяжелые хлопья снега, телегу затянули кожаным пологом. Занила забралась под него: к тому моменту она успела рассмотреть и запомнить лица уже всех дружинников, до мельчайших деталей изучить их одежду, оружие и даже сбрую их лошадей. И даже когда снег кончился, она осталась под пологом. Она выбралась из-под него лишь однажды: когда отряд дружинников въехал в деревню. Это была последняя деревня на их пути. Телеги уже ломились от добра — в этом году они собрали хорошую дань для своего князя. К тому же дом был уже совсем близко. Дружинники знали это, в отряде витало нетерпение, никто не хотел задерживаться в этой деревне надолго. Старшина, вполне разделяя чувства своих ребят, направил своего коня прямиком к дому старейшины. Он собирался закончить с делами как можно быстрее и, может быть даже, не оставаться здесь на ночлег.

Старейшина, предупрежденный шустрыми мальчишками, вышел встречать их на крыльцо. Это был совсем древний старик. Годы не пощадили его, согнули пополам. Он стоял, опираясь на посох, и его голова мелко подрагивала, но когда он поднял взгляд на дружинников, глаза его оказались острыми и умными. Занила откинула полог телеги, с интересом наблюдая все, что происходит вокруг. Как и в деревне, откуда забрали ее, к дому старосты стали собираться все жители деревни.

Дружинник спешился и подошел к старейшине, который поприветствовал его старчески дребезжащим голосом и тут же завел длинный разговор, интересуясь, хорошо ли доехали «дорогие гости». Наверное, никогда терпение не давалось дружиннику с таким трудом! Все его планы о том, чтобы быстро забрать причитающуюся дань и уехать, рушились. Не зря местные жители выбрали себе такого старосту! Старик был дряхл и, казалось, готов был развалиться от малейшего дуновения ветра, но ум его работал быстро, и хитрость с годами только прибыла. Он с живописными подробностями описывал все беды, свалившиеся за год на его несчастную деревню, нищету местных жителей и… их преданность князю!

Дружинник нередко сталкивался с подобной линией поведения: описать бедственное положение деревни, чтобы сбавить дань. Но чтобы настолько искусно! Ни к одному слову не придраться! И, словно бы невзначай, старик упомянул своих родственников, живущих в княжеской столице. Словно намекнул: тронь меня — до самого князя дойду, расскажу, как его верноподданных обижают!

Дружинник чувствовал, как в бессильной злобе сжимаются его кулаки. Нет, он, конечно, справится. Он не первый год собирал дань для своего князя и не таких еще старейшин обламывал, но время… Оно уходило. Он спиной ощущал растущее раздражение своих ребят, но ничего не мог сделать: раньше завтрашнего утра из деревни не выехать, а может еще и не на один день придется задержаться, пока обшаришь все дома, залезешь во все погреба, перетрясешь все закрома!

Старик тем временем, опираясь дрожащей рукой на свой костыль, спустился с крыльца и пошел вдоль телег с данью, расхваливая богатства, которые дружинники везли своему князю, и одновременно сетую на собственную бедность и немилость Богов. Старик доковылял до последней телеги, и тут его взгляд остановился на маленькой девочке, укутанной в лисью шубу. Старейшина повернул свою трясущуюся голову к дружиннику и поинтересовался, откуда взялось у них это дитя. Дружинник хотел было ответить старику, что не его это дело, но мысль, неожиданно пришедшая ему в голову, заставила его самого себя оборвать на полуслове. Идея была такая, что дружинник даже сам себе подивился. Он усмехнулся, но густая борода скрыла его усмешку, и слова его прозвучали более чем серьезно:

— Это дочь старейшины из деревни, в которой мы побывали седмицу назад. В этом году во многих селеньях неурожай. Наш милостивый князь разрешил отложить уплату дани до следующего года, но чтобы деревни своих обещаний не забыли, повелел, чтобы старейшины отправили к нему на службу по одному из своих детей. В той деревне нам не повезло: у старейшины были только дочери, — дружинник внимательно и многозначительно поглядел на старика. — Но ведь у тебя, почтенный, есть сыновья?