Оксана Демченко - Семь легенд мира

Можно еще язык упрямой отрезать, задумчиво предложил новый вариант отец жениха. Тоже неплохое решение, надежное… Получалось мерзко, унизительно, и, что еще жутче, обыденно. Они того и хотели: пусть привыкает к новому положению молчаливой и согласной на все прислуги, которая никогда не возразит и сегодняшнего своего кошмара не посмеет упомянуть вслух даже много лет спустя. Ведь может быть куда хуже. Они рассказывали ей подробно, насколько основательно готовы испортить жизнь. Говорили уверенно и деловито, а сами расплетали волосы, дергали завязки рукавов и со смехом наблюдали, как она их снова стягивает дрожащими пальцами, помогая себе зубами.

Спас ее дедок-охранник, как это ни удивительно.

Добрался до ближайшего постоялого двора и застал там запоздавший с торга караван дабби Рагроя Джабрала. Отозвал в сторонку купца и честно все рассказал, смахивая старческие бессильные слезы. Жалко девочку. Стыдно, что деньги взял, а только и по-иному было нельзя. Все одно, сделанного не изменишь, княжеская воля… Дабби рассмеялся, он был молод и зол до драк. А еще он хотел посмотреть, что это за красавица такая, про которую весь торг в ухо зудели местные купцы, гордо оглаживая свои бороды. Мол, есть у нас в городе девица, всех в мире краше, а чужаку и с его непомерной удачей в торговле на нее глянуть не удастся за все его золото.

Более дикого похищения невесты север не знал.

Джабрал держал в охране каравана десяток боевых верблюдов, родичам горе-жениха хватило одного их вида, издали, в сочетании с хриплыми криками на чужом языке и злым лаем пятерки волкодавов, одолженных у хозяина постоялого двора. Едва обнаружив нежданную погоню, родичи жениха покинули возок, торопливо вскочили в седла и со всем своим благородным мужеством решительно… спаслись бегством. Слуги последовали примеру хозяев.

Дабби досадливо стукнул кулаком по колену, осознавая полный срыв драки. Он был рожден на юге и постоянно мерз в землях бороев. Хоть бы погреться, мечом позвенеть, перед девушкой покрасоваться, но – не случилось. Спешился, заглянул в возок и решил, что купцы были правы. Ее волосы куда ценнее и ярче золота монет. Вот только серые глаза не должны больше никогда становиться такими безнадежно-тоскливыми и мертвыми.

На ломаном языке севера Рагрой предложил красавице вернуться к отцу под его охраной или идти с караваном на юг, поскольку ему нужна кухарка на оплате в пять монет помесячно. Место он готов незнакомке выделить без проверки ее таланта готовки, коли ищет она новый путь для жизни. Женщин у него не обижают, слово дабби.

Лада выслушала самое странное предложение, какое может получить княжна, и заплакала. Навзрыд, за весь ужас этого дня и отчаяние предшествующих ему месяцев и лет. А незнакомый спаситель уже кутал ее в захваченную предусмотрительно шубу, усаживал на своего огромного диковинного зверя. И, с трудом выговаривая слова чужого языка, объяснял, блестя отменными зубами, как много людей в его караване, и как их важно хорошо кормить. Еще сетовал, что так сильно плакать могут только северяне, не способные ценить воду, не ходившие через черные пески… Много глупостей наговорил, лишь бы она выплакалась, отвлеклась и успокоилась.

Такое облегчение – плакать на надежном плече о страшном, оставленном навсегда позади. И понимать, что тебя утешают и жалеют искренне, не рассчитывая на оплату и не помышляя о знатном происхождении. Кстати, кухарка из княжны получилась хорошая, в первый же месяц справедливый дабби увеличил оплату вдвое. Потом это перестало иметь значение: они поженились у перевала, открывающего путь в чужие для бороев степи. По обычаю ее земли исполнили обряд, и даже отправили весточку князю. Вдруг хоть мало, да переживает о судьбе младшей дочери? Пару лет спустя узнали: брак на севере не признали, сохранив все случившееся в тайне. Княжну объявили убитой лесными разбойниками, дабы не казнить откупившийся золотом род ее несостоявшегося жениха и не позорить самого князя, упоминая мужа-южанина, презренного торгаша.

Дочь свою Лада назвала выбранным дабби именем его родины – Захра, и про северную родню никогда более не вспоминала. У торгового люда свои «князья». Не зря среди купцов первой гильдии Карна и Амита слово и имя Захры уже давно ценятся по высшей мерке. А кровную знать торговцы при первом разговоре негласно равняют с мелкими местными лавочниками, нищими, вороватыми и не способными держать данное однажды слово: торгуют на условиях оплаты до получения товара, в долг под честное слово не верят, ссуд без поручительства и бумаг не дают.

Так может ли внучка Лады повторить ужас судьбы бабушки, став «брюхатой кобылкой», везущей в дом мужа если не породу, так золото? Голова считал: должна! Золота у торгашей с востока много, с его помощью сын легко доберется до столицы и наладит там иную жизнь. Надо лишь не упустить свой шанс.

Захра улыбалась из последних сил и не спешила его разубеждать. Сперва надо глянуть, дома ли дочь. Еще собираясь на бал, она заподозрила, что подготовка к побегу завершена.

Управляющий Ларитт встретил ее слезами, рухнул в ноги всем своим немалым весом и затрясся в причитаниях и вое, усердно выщипывая бороду и за болью пряча смех. Еще бы, таких лиц у головы и сына еще никто не видел. Их горе было искренним и глубоким, сравнимым лишь с размером долга маркиза первому десятку крупных ростовщиков города.

Захра не стала облегчать ситуацию и упала на радостях в обморок, аккуратно прицелившись на руки почти-родственника. Потом была вдохновенная женская истерика с рыданиями и стонами. Трясущиеся руки, серое лицо и ужас в глазах: скоро вернется муж и наверняка зарежет ее, не сумевшую сохранить честь семьи от скандала.

К утру голова слег, убитый крушением планов и оглушенный звонкими воплями Захры, низким ревом ее управляющего, многоголосыми причитаниями слуг, заливистым лаем поддерживающих общее усердие псов. Даже жеребцы на конюшне участвовали в панике. Город восторженно внимал, жители соседних улиц уже собрались у дома Багдэшей. На рассвете сын маркиза спешно покинул город, получив от безутешной Захры немало золота на организацию поисков дочери. Точнее, на оплату процентов по долгам. Искать же семье Коммитэн-и-Тэй предстояло, главным образом, новые источники благосостояния.

К полудню шум стих.

Захра удалилась в свою комнату, все домашние твердили на расспросы соседей, что «госпожа при смерти». Слухи уже расползлись и размножились: Голова украл и убил дочку купца, и не сегодня-завтра его, наконец, казнят. А безутешную мать девушки жестоко отравили! Захра с усмешкой выслушивала очередную порцию сплетен от своих домашних. И деятельно рекомендовала к распространению новые версии произошедшего.