Даниэл Уолмер - Замок зла

Не прошло и пяти дней, как Конан заскучал в гостеприимном замке Кельберга фон Брегга, пятибашенной громаде из серого камня, хотя и старался изо всех сил этого не показывать. Кельберг, двадцативосьмилетний немедийский аристократ, был его другом и кровным побратимом, с которым не так давно они совершили на пару довольно-таки безрассудное и полное всяческих приключений путешествие к берегам Южного Океана. Правда, почти до самого конца пути Конан и не подозревал, что спутник, с которым столкнула его судьба в зловещей и мрачной Стигии, является отпрыском знатного немедийского рода, единственным сыном одного из самых влиятельных людей в Бельверусе. Он даже имени своего не назвал при знакомстве, отделавшись кличкой — Умри, полученной где-то в туранский степях и означающей "ветер, пинающий перекати-поле".

Теперь этот «ветер», покончив с бродяжничеством, получив в наследство от недавно умершего отца огромный родовой замок и женившись на женщине, которую любил с детства, выглядел как человек, счастливее которого нет во всей Хайбории. Счастливый же человек, как убедился Конан уже после нескольких дней, проведенных в замке, — существо хоть и светящееся, хоть и изливающее вокруг благодеяния, улыбки и подарки, но в чем-то, прямо скажем, скучноватое.

Особенно, если он не имеет возможности поделиться своим счастьем с теми, кто его окружает.

Кельберг светился, как новенький серебряный доспех, только что вышедший из рук оружейника. Его молодая жена Илоис, несмотря на бледность и худобу — последствия долгой болезни — была сама грация и вежливость. Правда, на придирчивый вкус киммерийца серые ее глаза были излишне строги и серьезны, лоб — слишком высок, а пальцы рук чрезмерно тонки и длинны, но в целом он не мог не признать, что многолетняя верная любовь его друга имеет под собой определенные основания. Когда они были рядом — а рядом они были круглые сутки, — кто бы ни находился возле них третьим, непроизвольно начинал чувствовать себя лишним, даже если то был праздничный пир за длинным столом в сорок персон.

Конан искренне радовался счастью друга. Но в собственной его душе не зажила еще рана от гибели удивительной женщины, которая была ему очень дорога, хоть он и не сумел добиться от нее ответного чувства. Рана эта была причиной того, что порой во время оживленной беседы между ними тремя, расцвеченной взглядами, что бросали друг на друга Кельберг и Илоис, украдкой, словно влюбленные (хотя юными они уже не были давно, а Илоис имела даже двоих детей от первого брака), киммериец внезапно хмурился и резко отходил, едва кивнув на прощание.

Кельберг, чуткий и сострадательный, прекрасно сознавал, что творится в душе его друга. Не раз он подолгу говорил об этом с Илоис, и именно ей пришла в голову идея, которую он не мог не одобрить. Правда, для воплощения ее в жизнь им пришлось бы на несколько дней расстаться, но ради поддержки друга он готов был даже на такую серьезную, почти немыслимую жертву.

На пятый вечер, сразу после обильного ужина Конан спустился в сад. Прохаживаясь между тяжеловесно подстриженных кустов, вдыхая усилившиеся в сумерках ароматы лилий, он размышлял, сколько дней стоит провести ему в замке, чтобы не обидеть друга скорым отъездом. Дней пять? Восемь?.. Может быть, пол-луны?.. А выдержит ли он здесь еще целых пол-луны? Самое досадное было в том, что киммериец не мог не заметить, как старается новый хозяин замка, чтобы другу его было весело и приятно у него в гостях, как он низ кои вон лезет, чтобы предупредить малейшее его желание. Вот хотя бы сегодняшний ужин. Чего только не было на низком дубовом столе, накрытом на них троих? И хрустящие жареные рябчики, и оленина с брусникой, вымоченная в уксусе и вине, и рыбы, названия которых Конан и упомнить-то не мог. И в то же время сам хозяин ел только овощи и фрукты — это было результатом влияния той самой женщины, чью гибель переживал Конан. Илоис, глядя на мужа, накладывала себе в тарелку то же, что и он. Все изысканные мясные и рыбные деликатесы уписывал один лишь гость! ну, и слуги, конечно, неплохо попировали, когда убрали со стола все, что там оставалось.

Когда Конана, гуляя по замку, останавливался перед старинным мечом редкой работы с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, либо за обедом невольно задерживал взгляд на золотой чаше с витыми узорами на блестящих боках, хозяин тут же заявлял: — Я очень прошу тебя, Конан, возьми эту вещь в память обо мне! Не обижай меня отказом! Киммериец отказывался, говорил, что его дорожная сумма не бездонная, что он жалеет своего коня и не хочет нагружать его, словно вьючного мула, бронзой, серебром и золотом, но все отговорки были тщетны.

Лишь только Конан решил про себя, что пол-луны выдержать в этом чрезмерно гостелюбивом замке он, похоже, никак не сможет, но восемь дней — постарается, как за спиной его раздались знакомые шаги.

— Я не помешал? — спросил Кельберг, подходя к другу и приобнимая его за плечи.

— Нисколько! — ответил киммериец. — Прогулка помогает мне переварить великолепный ужин. Но мне жаль твоего повара, Шумри: когда в замке нет гостей, он, верно, умирает со скуки! — Как славно, что ты зовешь меня по-прежнему: «Шумри»! счастливо рассмеялся немедиец. — Веришь ли, никак не могу привыкнуть к своему родовому имени. Кель-берг! Кельберррг!.. оно рычит на меня, как злой пес. Оно давит на меня, как седло, впервые одетое на спину лошади, привыкшей вольно скакать в табуне!..

— Да конечно, какой из тебя Кельберг! — Конан хлопнул друга по плечу тяжелой лапищей так, что тот невольно присел. — Бродяга, пинающий перекати-поле, каким был, таким и остался, даже став хозяином самого огромного замка в Немедии! Кельберг бы уплетал сегодня за ужином не вареную капусту, но сочную оленину, и запивал ее добрым вином! Шумри согласно покивал головой.

— Послушай-ка, — сказал он. — Сдается мне, что ты заскучал в этом самом огромном замке Немедии. И даже оленина и отличное вино перестали тебя радовать. Не спорь, не спорь! — поднял он руку, предупреждая возражения киммерийца. — Не только я это заметил, Илоис вчера вечером сказала мне то же самое. Поэтому у меня есть к тебе отличное предложение: а что, если нам с тобой поехать на несколько дней поохотиться? Только ты и я, да пара слуг, чтобы отвозили добытую дичь в замок. К северу от Бельверуса есть совсем дикие места, славящиеся обилием зверя. Ну, как?..

— Поохотиться, говоришь? — Конан не скрывал удивления.

Впервые слышу, что ты полюбил охоту.

— Вообще-то, я ее не полюбил, — честно признался Шумри.

— Скорее даже — разлюбил окончательно. Но уж очень мне хочется побыть с тобой подольше, и не просто побыть, а странствовать, как когда-то. Спать на голой земле, жарить на костре мясо, разговаривать до утра… Тебе не по нутру мой тяжеловесный замок с его пыльной роскошью, я же вижу. Мне он тоже не нравится, клянусь твоим Кромом! Кстати, я продаю его, и, совсем скоро, стану таким же бездомным бродягой, каким был до сих пор.