Сергей Крускоп - Оседлать чародея

Большому торговому городу этого было явно недостаточно. И вот тут-то судьба вместе с Девой-Хозяйкой Пустыни оказали Эрианту великую честь: прямо посреди примыкавшей к заливу долины, где раскинулся город, из земных недр вырывался хрустально-чистый поток. Из рукотворной запруды драгоценная влага разбегалась по каналам и акведукам, наполняя резервуары и бассейны и питая садики во дворах у богатых горожан. Лазаро как-то объяснил, что воду собирают склоны гор, расположенных южнее, уже за границей Эрианта, а та, скатившись в предгорья бурливой рекой, уходит в образовавшиеся еще в глубокой древности подземные пазухи и каверны, чтобы вновь выплеснуться на поверхность у самого побережья. Так это или нет, но жители считали источник даром богов, а потому священным. Что, впрочем, давало горожанам еще один повод кичиться: виданное ли дело, чтобы целый город не только утолял жажду божественной водой, но и поил ею же кур, коз и собак и в ней же мыл плошки и полоскал грязное исподнее!

Да, великий город, вечный город… Как, оказывается, мало надо, чтобы приблизить конец вечности!

Омелия посмотрела вниз, во двор. Если в умершем городе и были привидения и умертвия, то во дворец их не пускала поставленная Лазаро преграда. Но живым существам она не препятствовала, а те и рады были приобщиться к благам цивилизации. Поэтому сейчас вокруг бассейна, по поверхности которого все еще плавали какие-то обгорелые щепки, собралась компания из стервятника, мелкого и тощего пустынного кота и двух или трех ежиков – похоже, из числа тех самых злополучных солдат Аль-Хардира.

Захлопали крылья, и на парапет рядом с принцессой уселся ворон. Посмотрел, склонив голову, хитрым черным глазом и подобрался поближе к девушке.

– Эй, я еще живая! – принцесса выпрямилась и отступила на шаг.

– Ка-ар! – словно бы согласился с ней ворон.

Он почистил перья, а затем вразвалочку прошелся по краю балконной ограды. Теперь Омелия могла разглядеть, что птица, по-видимому, очень стара – все перья были не черными и даже не бурыми, а какими-то выгоревшими, словно запылившимися… Щитки и когти на лапах тоже производили впечатление, будто птица долго терла их пемзой – какие-то поцарапанные, неровные и обесцвеченные. Из-за всего этого живые и умные глаза ворона выделялись особенно сильно.

Принцесса постаралась вспомнить, нет ли чего-нибудь, чем можно было бы угостить птицу. Все же какое никакое, а развлечение, да и компания.

– Ну что, пойдем? – спросила девушка ворона.

– Ка-ар! – снова согласился пернатый, как ни в чем не бывало спрыгивая с парапета и отправляясь вслед за Омелией к спуску с башни.

– Увели! – Виан, схватившись за голову, сидел на пороге сарая. – И кто?!

– Твои родные братья, – бесстрастно сообщил конек. – Сказали, дескать, молод ты еще таким добром распоряжаться, а они старше и умнее.

– И ведь уехали – даже не предупредили накануне, что собираются!

– А то ты сам не знал, когда они на торг едут? – попенял горбунок. – Торги-то, чай, не каждый день случаются!

– Да забыл я, – покаялся Виан. – Я ж вчера в Холодные Прудки к Мелею ходил, про самобеглую печь с ним разговаривал. Он мне о страшной силе пара водяного рассказывал. Вот у меня из головы-то и повылетело. И что же теперь делать, конечек?

– Что делать, что делать – догонять! – - конек громко фыркнул, а затем смягчился: – Ты, друг Виан, не переживай – может, оно и к лучшему. Ты своих братьев догоняй, да и езжай дальше с ними. Глядишь, на торгу что хорошее и случится.

– Это как же мы теперь их догоним? – всхлипнув, спросил Виан. – На тебе-то не шибко покатаешься, еще раздавишь. А на своих двоих за телегой бегать…

– А ты не ленись: бегать – оно полезно. В других государствах врачи это иным пациентам как лекарство советуют. Да ладно, ежели ты меня слушаться будешь – мы твоих братьев догоним и перегоним. Они до столицы-то за день на подводе едва ль доберутся.

– Не, – согласился парень. – Заночуют как пить дать перекладах в пяти-шести, чтоб утречком как раз и въехать на торг, лишь ворота откроют. Они так всегда делают.

– Ну вот, – кивнул, качнув ушами, горбунок, -и я про что говорю. У нас вся ночь впереди. Собирай-ка вещички, какие в пути пригодятся, да встречай меня за околицей, там, где тракт в сторону города начинается.

– Э-э, а ты-то как туда попадешь? – удивился Виан.

– Я же не обычная лошадь, – напомнил ему конек. – Уж как-нибудь не заплутаю. Ты давай-давай, двигай, а то и вправду время уходит!

Зря все-таки Виан завел привычку навещать своих коней ввечеру: теперь, когда он вышел к условленному месту, солнышко уже скрылось за лесом, а на восходе небо начали разрисовывать жемчужным узором первые звезды. Дневные звуки стихли, лишь в ближайшем к околице доме слышалась супружеская перебранка да заунывно скрежетал в высокой траве коростель.

– Ну что, – поинтересовался конек, выходя из-за кустов на дорогу, – готов к погоне? Достаточно ль горяча твоя кровь?

– Ага, вся выкипит уже скоро, – уныло отозвался Виан. – Уже ночь почти – как мы по темноте догонять-то их будем? Еще верхом – может быть…

– Ну, так и быть, – согласился конек. – Ради особого случая можно и верхом. Только больше не проси.

– На тебе? – изумился Виан, оглядывая спутника. – Ты двужильный, что ли? Да и ноги куда я дену?

– Двужильный не двужильный, а немножко выдержу. А ноги уж – твоя забота, как хочешь, так и поджимай.

На самом деле не столь уж мал был конек – с крупную собаку. Виан слыхал, что на больших псах, которых разводят в верховьях Угоры, владельцы этих псов и поклажу возят, и детей своих катают. Да и взрослого человека такой пес унести сможет. Так чем конек хуже? Ноги, правда, действительно волочились по земле, и Виану пришлось изловчиться и их поджать, но сидеть так было ужасно неудобно.

– Сейчас мы помчимся со всей прыти, – сообщил между тем горбунок. – Так что ты держись глаза зажмурь – на всякий случай. И ни о чем меня пока не спрашивай – придет время, сам узнаешь!

Виан послушно прикрыл глаза и вцепился в горбункову гриву – больше держаться было не за что. Не за уши же, в самом деле! Он ощутил, как конек двинулся вперед – вроде бы тряской неспешной рысью. «Если он и дальше так бежать будет, – подумал парень, – не усижу, свалюсь!» А затем вдруг словно сверкнула молния – отсвет ее проник и за опущенные веки, – и налетел порыв ветра. Пару мгновений парень испытывал ощущение не то свободного полета, не то такого же свободного падения, а затем в лицо вновь ударил ветер, и конек проскакал несколько шагов по чему-то твердому и остановился.

– Слезай, захребетник! – сказал он. – Да и глаза открой, все уже!

– Тоже скажешь – - захребетник! – - проворчал Виан, с трудом слезая со спины горбунка и пытаясь проморгаться. – Лошади на то и созданы!