Сергей Крускоп - Оседлать чародея

– А вот следом за ними, – продолжил горбунок, – трюхали двое храмовых. Ехали не торопясь и весьма пристально всматривались в следы на дороге. К чему бы это?

По счастью, это была одна из двух неприятностей за весь путь до Рачьей бухты. Второй оказался дождь, который пошел утром второго дня пути, да так и продолжался до самого вечера, словно задавшись целью подтвердить мрачный Вианов прогноз.

– А почему бухта – Рачья? – спросил Виан, кутаясь в плащ, в то время как кони чавкали копытами по пузырящейся в колеях грязи.

– Не знаю, – отозвался конек, тряся обвислыми мокрыми ушами. – Знаю только, что там была тайная пристань.

– Тайная? – с одной стороны, дождь к беседе не располагал, с другой – она позволяла отвлечься от текущей за шиворот воды.

– Ну да. Не все же товары перевозят с полным соблюдением таможенных правил и прочего.

– А почему так далеко от столицы? Не проще прямо возле города эту тайную пристань сделать? Ну, не прямо возле, а, скажем, в затоне каком.

– Балда. Ты когда-нибудь корабли морские видел? Они по Тише и на десять перекладов от моря не поднимутся.

– Можно подумать, ты видел, – отозвался Виан, но потом вспомнил о таинственной двойственной природе конька: вроде бы он и народился нынешним летом, но при этом всюду бывал и всех видал.

Конек, видимо, понял это и не стал отвечать.

– Это давно было, – сказал он, – когда здесь наместник Эрианта правил.

– Тракт-то южный не зарос травой, – справедливо заметил Виан, – стало быть, ездят по нему.

– Много ли едущих ты сегодня видел? но ты прав – ездят, конечно. Может, сейчас не сезон просто. По побережью куча мелких городков и рыбацких деревенек. Ну, главным образом рыбацких. Тракт, сдается мне, к одному из таких городков сворачивает, Атою, а потом так и идет вдоль морского берега, пока с Праксийской дорогой не сольется. Мы же повернем чуть на восход.

Некоторое время ехали молча. Капало с веток, с листьев, с неба. Кобыла нервно фыркала и трясла головой, дергая повод. Из-под копыт взлетали фонтанчики грязи, украшая рыжий кобылий бок бурым крапом.

– Говоришь – погода хорошая? – поинтересовался горбунок.

– Вчера была, – пожал плечами Виан. Подумал и спросил: – А какое оно – море?

– Скоро сам увидишь. Если в целом – очень много соленой воды, очень много запаха соленой воды и водорослей, много неба, много горизонта – его ничто не заслоняет. А так – море в тихую погоду, в легкий шторм или в бурю совершенно разное. И с нашего берега оно не такое, как со стороны Абаэнтиды.

– А оно синее? Я читал, что море – синее.

– Синее, – чуть рассеянно согласился Лазаро. – Когда небо чистое и ветра нет – даже голубое. Темно-синее, когда есть ветер. Серое, черное, серебристое. Возле Праксиса в шторм – коричневое: слишком много там речной мути.

К вечеру кто-то на небе смилостивился – Виан был склонен полагать, что Ветробог. Это он пасет стада туч и гоняет их туда-сюда по собственному усмотрению. Над городами, наверное, как-то с Пастхом договаривается…

Короче, кто бы это из небожителей ни был, но дождь сперва ослаб, а перед закатом и вовсе прекратился. Тучи, как стадо серых баранов, не спеша разбрелись в стороны, толкаясь боками и, может быть, даже по-своему блея. Из образовавшихся прорех брызнули оранжевые лучи дневного светила.

– Не просушит уже, – вздохнул Виан, поглядывая то на солнце, откровенно собирающееся на ночлег, то на мокрую траву, в которую с ветвей все еще продолжали срываться капли.

Конек тоже вздохнул, покачал головой, а затем направился к чем-то приглянувшейся ему крошечной полянке шагах в сорока от дороги. Постоял, посмотрел, склонив голову набок, затем сел по-собачьи и, вскинув передние копыта, произнес что-то шепотом.

Круг в два десятка шагов шириной вдруг вздохнул, словно живой. Виан даже поежился от ощущения, представив, что это – живое существо, неожиданно разбуженное от вековой спячки. Но нет, земля не обернулась монстром, деревья не упали, корни не выворотились из земли. Просто над травой, над землей, над прошлогодними листьями поднялось облако пара. Повисело несколько мгновений громадным белесым блином и поплыло кверху, пока не затерялось в гуще ветвей.

– Присаживайся, – предложил конек, постукивая копытом по земле.

Виан спешился и подошел поближе, ведя обоих коней в поводу. Наклонился и пощупал землю рукой – она оказалась сухой и чуть теплой, словно от солнца.

– Спасибо, Лазаро, уважил, – сказал парень, привязывая и расседлывая лошадей.

– Да вообще-то мне и самому на мокром спать не хотелось, – хмыкнул конек. – Давай о лошадях позаботься – да и за дровами.

– А дрова тоже так можно высушить? Конек кивнул.

– Здорово. А меня научишь?

– А как же «колдовство», «чернокнижничество»? Не боишься? – сощурился конек.

– Сам же говорил – «бесцветная» магия, – с простодушным видом отозвался парень. – Я и поверил.

А на следующее утро Виан увидел море.

Не сразу, конечно, – сначала надо было собраться, затушить остатки костра, перекусить тем, что уцелело с ужина. Затем проехали перекладов шесть под голубовато-серым рассветным небом, меж все яснее обозначающихся лесистых увалов, где среди зарослей граба и лещины все чаще проглядывали белесые каменные останцы. А потом тракт, до того момента единый, начал распадаться на отдельные дороги, дорожки и тропки. Надо полагать, неведомые первопроходцы отсюда уже чувствовали близость жилья и старались добраться побыстрее – кто до одной деревеньки, кто до другой. Иные тропки вовсе карабкались на заметно выросший увал, предпочитая решительный штурм долгому обходу.

Дороги и дорожки разбежались в стороны, представляя путникам самим решать, каким путем идти. А впереди, в седловине меж двух увалов, открылось море.

Наверное, по морю катились валы, ленивые и неспешные, исполненные силы, равнодушные к бороздящим их судам. Отсюда, с тракта, этого не было видно, а были лишь десятки тысяч росчерков золота и серебра, которыми восходящее светило расписало однообразную и бесконечную, уходящую в дымку горизонта равнину.

– Море! – обрадовался Виан.

– Красиво? – поинтересовался Лазаро.

– Красиво, – согласился парень. – Никакая картина не передаст.

Конек немного потоптался, словно вспоминая, а затем решительно направился по уходящей влево дороге – не слишком широкой и проторенной, но и явно не по тропе. Впрочем, приглядевшись, Виан отметил, что когда-то дорога была наезжена, и еще как! На отдельных участках, где ветер и вода еще в давние времена смыли почву, обнажив каменную основу, были видны колеи, пробитые колесами повозок и копытами коней и быков прямо в камне. Сейчас эти каменные колеи где-то замыла продолжающаяся эрозия, где-то скрыли разросшиеся заросли бобовника и полыни, но оставшегося на виду Виану хватило, чтобы представить, сколь интенсивным было здесь движение прежде.