Дэвид Геммел - Рыцари темного леса

Он обвел взглядом стол. Все, закончив, как видно, совещаться, снова смотрели на него, и он сказал неожиданно звонким и сильным голосом:

— Мой меч будет заступником госпожи Дианы.

Океса с усмешкой перевел взгляд на ошеломленного герцога.

— Теперь, ваша светлость, вы должны назначить бойца, который выступит от имени короля.

— Откажись от своих слов, Эррин, — прошептал герцог. — Это безумие.

— Не могу.

— И напрасно, — тихо вставил Карбри. — За короля выступлю я, и нам придется сразиться друг с другом.

— Будь что будет, — пожал плечами Эррин.

— Надеюсь, что вы хороший боец. Но вы должны знать, что это я отсек руку Элодану, и он был лучшим, с кем мне доводилось встречаться.

Когда Руад, Гвидион и трое волшебных собак вошли в лес, разразилась буря. Руад вел свой маленький караван на восток, в самую чащу, ища укрытия от дождя. Гвидион, смертельно устав, опустился на мох. Руад вернулся к нему, подозвал одну из собак и посадил на нее старого лекаря.

— Вот она, участь стариков, — со слабой улыбкой сказал Гвидион. — На собаках ездить.

— Хорошо еще, что она волшебная — усмехнулся Руад.

— Ты уже бывал здесь раньше?

— Да, пару лет назад — собирал травы. Где-то в миле отсюда должна быть старая хижина. Тогда она стояла пустая, а теперь — кто знает?

— Мрачные места, — заметил Гвидион.

— На солнце станет веселее, вот увидишь.

Они двинулись дальше, и Гвидион нашел своего скакуна не слишком удобным. Листы металла на собачьей спине терлись один о другой и щипали за ляжки — но это было все-таки лучше, чем идти пешком.

Руад плохо помнил дорогу, и до хижины они добрались только в середине ночи. В ней кто-то поселился, и вокруг нее выросло еще четыре хибары.

— Надеюсь, нас пустят переночевать, — сказал Гвидион.

Руад не отвечая решительно постучался в первую же дверь. Ставня на окне приоткрылась, пролив наружу теплый золотой свет, и молодой человек, вооруженный широким ножом, открыл дверь.

— Чего надо? — Тут он увидел золотых собак, открыл рот и попятился, забыв о ноже. — Чародеи! — крикнул он кому-то у себя за спиной.

Руад быстро вошел вслед за ним.

— Ты не ошибся, — с широкой улыбкой сказал мастер. — Но я добрый волшебник и хочу только одного: крыши над головой. Мы никому не причиним зла и заплатим вам за постой. — В хижине он увидел пожилую женщину и трех малых детей. Женщина помоложе лежала на кровати у огня. Мужчина, лет двадцати с небольшим, был крепыш с копной темных курчавых волос.

— Хуже все равно уже не будет, — буркнул он, бросив нож на грубо оструганный стол. — Входите, коли желаете, только зверей оставьте снаружи.

— Само собой. — Руад помог Гвидиону слезть, и собаки уселись около хижины. Дождь, попадая на их металлические шкуры, превращался в пар. Руад скинул мокрый кожаный кафтан и стал у огня. Дети сидели тихо, глядя на него большими, испуганными глазами. Старуха подошла к кровати и вытерла пот с лица молодой женщины.

— Она больна? — спросил Гвидион. Мужчина молча сел за стол и уставился в стену. Гвидион снял свой промокший балахон из белой шерсти, развесил его на стуле у очага. Оставшись в набедренной повязке, он немного обсох и приблизился к женщине. Она исхудала, как скелет, и кожа у нее стала почти прозрачной. Под глазами залегли черные круги. Гвидион взял ее за руку. Пульс был слаб и трепетал, как пойманный мотылек. — Можно я сяду? — сказал лекарь старухе. — Очень я устал с дороги. — Она уступила ему место и отошла уложить детей спать у дальней стены. Гвидион положил руку на лоб больной, закрыл глаза и обратился к Цветам. Красный, хотя и сильный, был здесь менее могуч, чем в Макте, и Гвидион прошел через него к Зеленому, а затем медленно слился с женщиной, с током ее крови и биением ее жизни. Рак поразил оба ее легких и проник в желудок.

— Дайте мне кусок мяса, — сказал Гвидион.

Мужчина не шевельнулся, и Руад тронул его за плечо.

— Принеси мяса моему другу.

— Умирающим мясо ни к чему.

— Это не для еды. Сделай, как я прошу.

Парень взял в кладовке окорок и принес Гвидиону.

— Положи его в миску и поставь на кровать, — велел лекарь. Старуха подоспела с миской и сделала, как он сказал. Руад подошел поближе. Гвидион ушел в Цвета, положив одну руку на лоб женщины, а другую на мясо в деревянной плошке. Лицо лекаря стало еще бледнее прежнего, тело пронизывала дрожь. Руад стоял наготове. У больной вырвался стон.

— Что он делает? — спросил хозяин дома.

— Тихо! — прошипел Руад.

Старуха ахнула и попятилась, зажав рукой рот. Мясо в миске потемнело, в нем закопошились белые черви, и комнату наполнил тяжелый смрад. Мясо разлагалось на глазах, синело, и черви ползали по пальцам Гвидиона.

Лицо молодой женщины стало чуть менее прозрачным, и щеки слегка порозовели. Рука Гвидиона соскользнула с ее лба. Руад подхватил упавшего навзничь старика и уложил на козью шкуру у очага.

— Дайте одеяло! — распорядился он. Старуха принесла сразу два и укрыла спящего целителя одним, а другое, свернув, положила ему под голову.

Глаза женщины открылись, и ее муж воскликнул:

— Амта!

— Брион, — прошептала она в ответ. — Какой я сон видела…

Муж со слезами на глазах обнял ее. Старуха, отвернувшись, плакала навзрыд.

Руад потрепал ее по плечу и спросил молодую:

— Ну, как ты?

— Я очень устала, сударь. А вы кто?

— Путник, зашел к вам переночевать. Усни теперь. Утром тебе станет лучше.

— Вряд ли, сударь, ведь я умираю.

— Нет. Завтра ты встанешь, и все будет, как прежде. Ты излечилась.

Женщина недоверчиво улыбнулась, но послушно закрыла глаза. Брион укутал ее одеялом и встал.

— Это правда? — спросил он с мокрым от слез лицом.

— Я никогда не лгу… почти никогда. Гвидион — лекарь, великий целитель.

— Мне нечем вам заплатить. Даже эта хижина принадлежит не мне, и еды у нас мало. Но все, что у меня есть — ваше.

— Ночлег и какой-никакой завтрак — больше нам ничего не надо. Мясо, боюсь, протухло — ты бы выкинул его, пока весь дом не провонял.

Брион выбросил мясо и предложил Руаду воды.

— Вина и пива у нас нет, — сокрушенно пояснил он.

— Это ничего.

— Вы правда люди или только вид такой приняли?

— Правда — а что в нас такого диковинного?

— Да так. Я молился, и вы пришли, вот я и подумал… может, вы боги?

— Разве я создал бы себя таким уродом, будь я богом? — усмехнулся Руад.

Он улегся рядом с Гвидионом на полу у огня, одолеваемый горестными мыслями.

Гвидион очистил Амту от рака, но Руаду это только напомнило о злокачественной язве, разъедающей сердце Габалы. И он, будучи Оружейником, помог этой язве разрастись. Несмотря на всю свою мудрость, а может быть, как раз из-за нее, он пал жертвой божества всех безумцев — гордыни.