Шон Макмуллен - Прозрачные Драконы

— Нет, ты — благородный, Эндри, и это невозможно скрыть, — сказала она, сжимая руку Эндри. — Ты изменил мою жизнь.

Эндри покраснел, затем встал, держа бурдюк. Он повернулся к двери и увидел Уоллеса. Тот нахмурился и пошел к повозке.

— Как ты думаешь, что он слышал? — спросила Желена, внезапно побледнев.

— Если только то, что ты сказала о переменах в своей жизни, то он, вероятно, подумал самое плохое, — ответил Эндри.

У Эндри было много времени на размышления, когда повозка, которой правил Ларон, громыхая, выезжала из деревни. Его ошибочно приняли за благородного, и у Уоллеса сложилось ложное впечатление, что он провел ночь с Желеной. Эндри не знал, какая мысль причиняла ему больше беспокойства.

Благородный. Эндри Теннонер из дома номер 5 Поквоссит Лейн, Баржардс, Альберин. Благородный… похожий… на… Тут Эндри понял, что не знаком ни с одним дворянином. Конечно, был Ларон, и еще, возможно, Уоллес, но последний не вел себя как человек благородного происхождения. Ларон обладал приятным голосом и, кажется, даже знал дочь покойного императора. Однако он путешествовал с дьяволицей-хищницей, которая пахла как куча мусора за таверной. Разве благородные такие?

Эндри подумал и о Веландер. Ларон пояснил, что она спит под ворохом одеял в повозке и что ее не следует будить до восхода Мираля. Эндри глотнул немного вина из одного из кувшинов, но оно показалось ему кислым, поэтому бурдюк полетел в поле.

— Это было мое, — заворчал Уоллес.

— Тогда твое вино испортилось, — ответил Эндри, открывая другой кувшин.

— Пьяный хам, — пробормотал Уоллес, который все-таки не выпускал из рук свой бурдюк.

— Просто облегчаю повозку для лошади, — весело сказал Эндри.

— Ей было бы легче, если бы ты сам слез отсюда.

— О да, но ведь ты же весишь больше.

— Хватит уже, вы двое, — приказал Ларон, не оборачиваясь.

Эндри открыл кувшин, сделал глоток, взял лиру Уоллеса и стал играть «Плясовую Картера».

— Сначала забираешь мою женщину, потом мою лиру, — угрюмо пробурчал Уоллес.

— Ты не остался, чтобы защищать свою женщину от врага — ну, я имею в виду госпожу Веландер.

— Единственная причина, почему ты остался защищать ее, было то, что я застрял в оконной раме.

«Веландер по-своему тоже благородна», — произнес голос внутри Эндри. Он немного подумал над этим. В ней были какие-то благородные черты. Хотя в основном она производила ужасное впечатление. Вероятно, Ларон видел в ней то, что не видели другие. Возможно, только благородные замечают то, что пропускают простые люди.

Кучка крестьян помахала Эндри и захлопала в такт, когда повозка проезжала мимо них. Уоллес кинул им полный кувшин вина.

— Это было мое, — сказал Эндри.

— Это вино дала моя женщина, поэтому это мое вино.

— Она больше не была твоей женщиной, когда давала нам вино, поэтому это вино принадлежит нам всем.

— Тогда вычти его из моей доли, и хватит уже, — произнес Ларон, не оборачиваясь.

— У тебя нет доли, — ответил Уоллес.

— Если вы не перестанете пререкаться, то я возьму ваши кувшины, назову их своей долей и оставлю на дороге!

К тому времени все они уселись настолько далеко друг от друга, насколько это было возможно сделать в маленькой повозке. Эндри и Ларон устроились на козлах: Эндри играл, а Ларон следил за дорогой. Терикель лежала под одеялом, желая остаться незамеченной. Уоллес сидел сзади, свесив ноги и рассматривая окрестности. Веландер была скрыта где-то глубоко под запасами провизии, багажом и вином. Эндри снова подумал о том, что сказала Желена. Благородный. Эндри Теннонер благородный. Словно кто-то другой произносил эти слова в его голове.

— Господин? — спросил Эндри, не переставая играть.

— Просто Ларон, — ответил Ларон.

— Хорошо, Ларон. А те всадники из отряда, они были благородными?

— Все благородные, и некоторые к тому же ведут себя благородно.

— Ох. То есть как это? Разве они не благородны от рождения?

— Отчасти да. Но можно и купить дворянский титул. Важно вести себя как благородный. И ты можешь делать это бесплатно.

Внезапно в голове у Эндри кое-что прояснилось. Уоллес был благородным по происхождению, но он мог вести себя, по словам Ларона, «как ублюдок» и «неподобающе». Эндри не совсем понимал, что значит «неподобающе», но Уоллес вел себя именно так.

— А «подобающе» — это то же самое, что и «благородно»? — спросил Эндри.

— Ну да.

— Тогда ясно. А что нужно сделать, чтобы стать благородным?

— Хм… самое главное — поведение.

— Поведение, говоришь?

— Да.

— А как это?

Ларону потребовалось немало времени, чтобы объяснить. Он начал приводить примеры. Эндри задавал много вопросов, которые вовсе не были лишены смысла. Ларон стал рассказывать об этикете и общественных нормах поведения. В течение последующих десяти миль Эндри узнал, как обычно обращаются воины к простым людям, пэрам, начальникам, знати, всадникам, королю, чужеземным подданным, чиновникам и пленникам. Сложнее оказалось объяснить манеру поведения за столом, поскольку Эндри всегда раньше ел где и как придется. Когда Ларон перешел к повествованию о том, как следует кланяться и двигаться, Эндри радостно вскочил на подножку, попытался поклониться, и вывалился из повозки.

Следующие пять миль Эндри провел лежа в повозке и потирая синяки. Затем проснулась Веландер, начала шуметь и сердито ворчать. Эндри поспешно залез обратно на козлы. Ларон передал ему поводья.

— Перед тем, как с кем-то сражаться, необходимо правильно его поприветствовать, — сказал Ларон, вытаскивая топор.

— Поприветствовать? — переспросил Эндри.

— Да, поприветствовать. Что ты делаешь прежде, чем вступить в бой?

— О, я кричу: «Давай, давай, чего ждешь? Или в штаны наделал?»

— Ну «поприветствовать» значит немного другое, — сказал Ларон, поморщившись. — Ты вынимаешь левой рукой топор, сжимаешь основание рукояти правой, затем занимаешь определенную позицию готовности, принятую в твоей школе боевого искусства.

— О, а я никогда не изучал этого в школе, — признался Эндри.

— Так ты ходил в школу?

— Ну да, я могу читать и писать по-альберински и по-диомедански. Но не очень хорошо. Еще могу считать и складывать. Сарголанский я учил в тавернах… ну… от моряков.

— У меня есть идея, — сказал Ларон. — Старейшина примерно одного роста с тобой, и она носит форменную одежду воина Гвардии Сопровождения Путешествий.

— Ага.

— Однако такое занятие больше подошло бы тебе. Ты знаком с искусством обращения с топором, а она скорее ранит себя, чем врага. Если бы старейшина использовала в борьбе магические заклинания, то люди знали бы, что она волшебница, а этого нельзя допустить. Если мы оденем ее в твою одежду, а тебя нарядим гвардейцем, тогда мы, наверно, будем выглядеть так, как хотели бы.