Мишель Цинк - Пророчество о сёстрах

От удивления я даже не обращаю внимания на вороного коня в стойле передо мной. Он носом легонько толкает меня в плечо, и я рассеянно открываю ладонь.

— Ты ее слышала?

Луиза пожимает плечами.

— Бабушка рассказывала, когда я была совсем маленькой. Но какое отношение эта история имеет к нам? К этим отметинам?

Она подходит к стойлу рядом со мной и без колебаний протискивает руку в отверстие.

Я вытираю ладони о юбку, сую руку в сумочку у меня на поясе и достаю книгу. Луиза с интересом наблюдает за мной. Соня даже не сдвинулась с места в сторону лошадей. Она сидит на тючке сена. Абсолютно ясно — вот кто ни за что не станет кормить этих огромных, шумных животных. Я сажусь рядом, кладу книгу на колени и складываю руки поверх нее. Еще не время. Сперва мы все должны начать с одного и того же.

Я поворачиваюсь к Луизе.

— Расскажи нам, что ты знаешь о сестрах.

Глаза ее встречаются с моими в невысказанном вопросе. А потом она начинает рассказывать. Сперва слова текут неуверенно, с запинкой, но постепенно Луиза оживляется, вспоминая подробности, слышанные в далеком, туманном детстве. Когда она заканчивает, все мы сидим молча.

Я провожу пальцами по обложке книги. В ушах у меня все еще звучат слова Луизы. Те же слова, что произносила Соня на холме над озером. Те же, что перевел по книге Джеймс.

Соня встряхивает головой.

— Я думала, что только наши — ясновидящие, цыгане, всякий такой народ — знают о пророчестве.

Луиза пожимает плечами и виновато улыбается, отряхивая с перчаток прилипшие зернышки овса.

— Моя мать была англичанкой. Ходили слухи, будто она из древнего языческого рода. Наверняка выдумки, но, наверное, бабушкины рассказы как раз наследие этих самых язычников.

Соня жадно поглядывает на книгу.

— Лия, а ты не хочешь рассказать нам, что это такое?

— Мой отец был в некотором роде коллекционер. Собирал редкие книги. — Я протягиваю им книгу. — Вот что нашли в тайнике за панелью в библиотеке после его смерти.

Луиза несколькими быстрыми шагами преодолевает расстояние между нами, выхватывает книгу и плюхается на сено рядом с нами. Открыв книгу, она быстро, но аккуратно переворачивает страницу, а потом резко закрывает.

— Ни слова не могу прочитать, Лия! Это латынь! После всех этих лет я уже и на родном итальянском с трудом разговариваю! Как нам понять, имеет ли это хоть какое-то отношение к нашим отметинам, если мы даже прочитать ничего не можем?

Не успеваю я ответить хоть что-нибудь, как Соня, в свою очередь, берет у Луизы книгу. Она разглядывает ее куда более внимательно, но в результате тоже совсем недолго смотрит на содержимое прежде, чем захлопнуть книгу и пожать плечами, глядя на меня поверх переплета.

— Боюсь, Лия, что и я по-латыни читать не умею.

Я вытаскиваю из шелковых складок сумочки записи Джеймса.

— Я и сама им владею не лучше вашего, но, по счастью, у меня есть один знакомый, который латынь знает очень даже хорошо.

Протягиваю им перевод, выжидаю немного, чтобы они успели прочесть его, передавая друг другу, и задуматься над словами, выведенными аккуратным почерком Джеймса.

Закончив читать, Соня опускает листок на колени. Лицо ее пусто и ровным счетом ничего не выражает. Луиза прикусывает пухлую нижнюю губу, вытягивает из тюка, на котором сидит, соломинку, встает и принимается расхаживать взад-вперед по конюшне. Звук шагов гулко раскатывается по пустому помещению.

— Ну ладно, — начинает вслух рассуждать она. — Давайте все обдумаем. Если легенда говорит правду, и если отметины имеют к ней какое-то отношение, и если вы с Элис те самые сестры…

— Слишком много всяких «если», Луиза, — перебиваю ее я. Не то чтобы я хотела с ней спорить. Она не сказала ничего такого, о чем я бы уже сама не думала. Но все равно — мне почему-то важно дать право голоса и здравому смыслу, даже если он отказывает мне.

Луиза кивает.

— Возможно. Но если сложить вместе книгу, и легенду, и вас с Элис, и отметины… Видишь ведь, самое важное сходство между пророчеством и нами тремя — это вы с Элис. Вы же близнецы. Такое не может быть простым совпадением. — Она останавливается и пожимает плечами. — Ну, то есть может, конечно, но давай пока предположим, что нет, ладно? Посмотрим, куда заведет нас это предположение.

Я киваю, испытывая невероятное облегчение от сознания, что кто-то еще готов взять на себя хоть часть этой тяжкой ноши — пророчества.

— Итак, договорились. — Она снова начинает расхаживать взад-вперед. — Ты Хранительница, твоя сестра — Врата. Так оно вроде бы логично. Твоя отметина слегка отличается от наших, и ты сама только что сказала, что у Элис никакой отметины вовсе нет. Кроме того, давай уж говорить начистоту, трудно вообразить ее хранительницей чего-либо, кроме своих собственных интересов. — Луиза виновато улыбается. — Только не обижайся.

В прежние времена я бы обиделась. Тотчас встала бы на сторону сестры. Но я не могу упрекать Луизу за столь правдивую оценку характера Элис. Сейчас расшифровать пророчество и мое место в нем куда важнее, чем проявить лояльность к сестре, которую, как мне становится все яснее и яснее, я толком почти и не знаю.

Я качаю головой.

— Да я и не обижаюсь.

Луиза ласково улыбается.

— Вот и славно. Так значит, это ты. Ты и есть Хранительница. А если ты Хранительница, то Элис — Врата.

Я киваю, преисполненная удивления и благодарности. Для нее все так просто. Луиза так легко поверила в то, что мне никак не давала признать логика.

— Да. По крайней мере, я в это верю. Но как нам вычислить все остальное?

— «Длиться ей, пока Врата не призовут их вернуться, / Или Ангел не принесет ключи в Бездну». — Голос Сони плывет по темнеющей конюшне. — Это следующая часть пророчества. После сестер. Быть может, следующее указание к разгадке спрятано именно там?

Луиза прислоняется к стене, скрестив руки на груди.

— Думаю, Соня, ты права. Мы должны выяснить, кто такой Ангел, и найти ключи. Возможно, они помогут нам понять все остальное.

— Да-а, только вот… — Голос Сони обрывается. Она прикусывает губу.

— Только вот — что? — спрашивает Луиза.

Соня быстро обегает взглядом темные уголки конюшни.

— Что если Элис найдет их первой? Если предположить, что ключи разъясняют тайну пророчества, разве она не станет искать их так же лихорадочно, как и мы?

От упоминания Элис в подобном контексте в груди у меня становится тесно, дыхание прерывается. Я не могу высказать вслух то, что чувствую: странное поведение Элис заставляет меня бояться родной сестры. И боюсь я не только того, что она найдет ключи раньше нас, но и всего того, что она может натворить тем временем.

Отгоняю непрошенную мысль прочь.