Мишель Цинк - Пророчество о сёстрах

А потом происходит самое странное.

Он поворачивается, спрыгивает с кровати и целенаправленно шагает в угол, где и усаживается ко мне спиной, таращась на стену и словно отказываясь признать сам факт моего существования. Я не могу отвести глаз от его тени, зловещего пятна в углу комнаты — хотя предо мной всего-навсего кот, которого я люблю много лет.

В окнах нет света, и в первую минуту я думаю, что на дворе еще глухая ночь. Но потом слышу, что слуги уже принялись за свои дела, и вспоминаю, что скоро зима и темно, даже когда мы встаем.

Все это проносится через меня стремительным потоком, в считанные секунды — темнота, странное поведение Ари, звуки медленно просыпающегося дома. А в следующий миг я осознаю тяжесть на запястье. В комнате слишком темно, так что для пущей верности я ощупываю запястье второй рукой. Но даже и этого еще недостаточно для того, чтобы удостовериться окончательно, так что я судорожно ищу спичку и неуклюже зажигаю лампу возле кровати. И вот свет разгорается, озаряя медальон у меня на запястье.

Добрая половина утра у меня уходит на то, чтобы незаметно сбежать из дома, унося с собой медальон.

Пока мы завтракаем и читаем, Элис вроде бы следит за мной более бдительно, чем обычно, хотя я твержу себе, что она не может знать, что я намерена сделать. И все же я никуда не ухожу, пока она не удаляется к себе поработать над давно просроченным уроком французского для Вайклиффа.

Ветер такой холодный, что буквально вышибает дыхание из груди, но это не останавливает меня. Я твердо решилась сделать, что хочу. Не обращая внимания на физические тяготы, обхожу дом и направляюсь к реке со всей скоростью, как только получается в длинной, путающейся в ногах юбке. В руке болтается на шнурке вязаная сумочка. Холода я уже не чувствую. На самом-то деле я ничего не чувствую и не слышу. Переставляю ноги — одну за другой, а все кругом застыло и замерло, словно сам мир знает, что я задумала.

Выйдя на берег реки, я запускаю руку в сумочку и роюсь там в поисках медальона. Я почти всерьез ожидаю, что он пропал, исчез в беспричинном стремлении к безопасности, словно наделен собственной волей. Но это, в конце концов, всего-навсего вещь. Медальон лежит в сумочке, там, куда я его положила перед завтраком.

Все, чего я хочу — это избавиться от него.

Я поднимаю руку над головой, замахиваюсь и, лишь на миг замешкавшись, со всей силы швыряю проклятый амулет на середину реки. Там, куда он упал, над водой поднимается крохотное облачко пара. Я подхожу к самому краю берега — так близко, как только рискую подобраться, чтобы не свалиться самой.

Он там — вращаясь, мчится вниз по реке, подхваченный быстрым течением. Черная бархатная лента вьется, точно змея, вокруг золотого диска, а тот сверкает из-под воды, хотя в сумрачном небе не видно солнца.

Я остаюсь у реки еще ненадолго, чтобы собраться с мыслями. Мне неведомо, как именно медальон связан с пророчеством, но я точно чувствую — он имеет какое-то отношение к душам и их пути обратно в наш мир. А теперь он где-то в холодных, бурных водах реки. Опустится на дно и будет себе лежать меж камней и обломков скал. Я молюсь Господу, о котором вспоминаю не часто, чтобы никто и никогда больше не увидел проклятую штуковину.

Сажусь на кучу сухих листьев на берегу, привалившись спиной к валуну, где столько раз сиживала с Джеймсом. При мысли о нем внутри у меня все так и сжимается. Совершенно ясно: если он хоть немного верит в пророчество, то все равно лишь как в легенду. Даже человеку, наделенному самым пылким воображением, трудно было бы поверить в существование Врат, в роли которых я оказалась неожиданно для себя. Что уж тут говорить о таком здравомыслящем реалисте, как Джеймс!

Я пытаюсь предсказать его реакцию — если, конечно, предположить, что мне хватит духу открыть ему все. Напоминаю себе, что мы не просто возлюбленные — мы лучшие друзья. Несмотря на всю уверенность в его любви, меня гложет подспудное смятение. Тихий голосок, нашептывающий: «А что если он не захочет тебя? Что если не пожелает жениться на такой странной особе с такой странной ролью в такой странной истории? Он скажет, что любит тебя всей душой, а сам ни разу больше не посмотрит на тебя с прежней любовью и доверием».

Я качаю головой, силясь разубедить в этом хотя бы себя саму.

— Что это ты качаешь головой, хотя сидишь тут одна-одинешенька?

Голос Джеймса заставляет меня вздрогнуть. От испуга я подношу руку к груди, хватаюсь за складку плаща.

— Господи, а ты-то тут что делаешь? Сегодня же воскресенье!

Он появился с другой стороны валуна, прислоняясь к стволу дерева, так внезапно, точно я вызвала его сюда лишь силой мысли.

Джеймс наклоняет голову набок, на губах его играет дразнящая улыбка.

— А что, я уже не могу заехать просто так, для собственного удовольствия?

Я разрываюсь между радостью от встречи с ним и все возрастающим бременем стольких тайн.

— Ну… да. Да, конечно. Я просто не ожидала тебя.

Он обходит камень. Башмаки чуть поскрипывают на устланном пожухшей травой и листьями дерне.

— Отцу сейчас экипаж не нужен, а я не мог дождаться завтра, так хотелось повидаться. Надеялся, вдруг да найду тебя тут.

Джеймс протягивает руку, и я беру ее, позволяю ему поднять меня на ноги и прижать к себе. Когда он снова обретает дар речи, голос его звучит хрипло и низко:

— Ну, доброе утро.

Я смущаюсь под пристальным взглядом Джеймса, зорко обегающим мое лицо, — а ведь смотрел на меня так уже тысячи раз.

— Доброе утро.

Наклоняю голову, избегая его глаз, отодвигаюсь от его теплого тела.

— Как твой отец?

Глупо спрашивать. Уж конечно, с мистером Дугласом все хорошо, иначе Джеймс просто-напросто не приехал бы сюда ко мне. И все же этот вопрос дает мне возможность отойти на несколько шагов от него, так чтобы это не выглядело нарочито.

Джеймс слишком хорошо знает меня. Не обращая внимания на мою реплику, он двумя большими шагами преодолевает расстояние между нами.

— В чем дело? Что-то случилось? — Он берет меня за руку, и даже отвернувшись, глядя на вихрящуюся воду реки, я чувствую на себе его встревоженный взгляд. — Ты не рада меня видеть?

«Вот теперь. Теперь и расскажи ему. Открой все. Доверься его любви». Ветер, словно бы исходящий из моего сердца, настойчиво твердит эти слова, но я не внимаю ему, хотя голос разума твердит, что это глупо.

— Ну конечно, рада! — Я улыбаюсь, изо всех сил стараясь, чтобы моя улыбка выглядела как можно веселее и беззаботнее. — Я… просто я как-то неважно себя чувствую сегодня, только и всего. Наверное, придется пойти к себе и полежать.

Джеймс разочарован. Разочарован тем, что я не проведу с ним весь день, — а ведь он специально ради меня проделал такой путь!