Николай Мещанкин - Одержимый

— Господин барон, попрошу вас! — Френхель вскочил. — Мне эти ваши обвинения надоели уже давным-давно! Ваша грубость!.. — Бывший казначей облизал губы, не находя слов. — Могли бы хотя бы сейчас воздержаться!

Фон Киц минуту мрачно смотрел на Френеля и вдруг упер руки в бока и оглушительно захохотал.

— Как в старые добрые времена Прошу прошения, — вздохнул барон. — Если долго носить маску, она прилипает Не обижайтесь, это я так, по старой памяти. Ну так что? Дадите? Ну же, соглашайтесь, внесите свой вклад в спасение Империи!

— Господин барон. — Фон Кайзек побарабанил пальцами по столешнице. — В этом деле меня смущает один момент. То, что вы предлагаете, — фактически вооруженный переворот. Нас могут обвинить в измене. Не сделаем ли мы еще хуже, не расколем ли Империю на два лагеря?

— Это не измена. — Фон Киц сел, спокойно взглянул на фон Кайзека. — Мы присягали Императору, а не Зейенгольцу. Думаю, у вас не возникает сомнения в том, что сам фон Штах к происходящему не имеет никакого отношения.

— У меня-то нет, но далеко не все так проницательны, это во-первых. А во-вторых, вы говорите — офицеры нас поддержат. Но вы лучше меня знаете, что армия должна не рассуждать, а выполнять приказ независимо от того, нравится он ей или нет. И если Император объявит, что мы — изменники, офицеры подчинятся, даже если слова принадлежат Зейенгольцу.

— Я это прекрасно понимаю, — кивнул фон Киц, — и поэтому не собираюсь оставлять фон Штаха в руках жреца. В первую очередь мы освободим Императора.

— Позвольте, в таком случае, узнать, как вы собираетесь это сделать. Насколько я знаю, Зейенгольц никуда не выпускает Императора из дворца. Охрана дворца предана лично первожрецу. Не собираетесь же вы брать дворец штурмом? Сомневаюсь, что у вас хватит на это сил, не говоря уж о времени, которое на это потребуется.

— Конечно нет. Моих людей проведут мимо охраны.

— Кто? Вы собираетесь довериться жрецу? Фон Киц молчал.

— Господин барон. — Фон Кайзек поморщил лоб. — Прошу простить за любопытство, но, поверьте, оно не излишне. Вы же понимаете: согласившись, мы рискуем не только деньгами. И я хочу точно знать, в какую петлю сую голову.

— Дадно, — кивнул фон Киц. — Моих людей во дворец проведет сам начальник охраны.

— Гринхельд?! — Глаза у фон Кайзека округлились. — Этот предатель?

— Да, этот предатель. Большая часть ваших денег, если вы согласитесь, пойдет именно ему. Повисло молчание.

— Послушайте, — наконец заговорил фон Кайзек, — это же провокация. Зейенгольц будет счастлив окончательно покончить с нами, и это для него прекрасная возможность.

— Нет. Я говорил с Гринхельдом, и я ему верю.

— Я согласен, — неожиданно сказал Френхель.

— Брин, ты в своем уме? — Бывший канцлер от удивления закашлялся. — Ты понимаешь, что ты делаешь?

— Понимаю, — кивнул Френхель. — До сих пор ты думал и говорил за нас двоих, а я только считал. Но сейчас я скажу. Я согласен!

— Брин, Зейенгольц тебя четвертует!

— А что со мной сделают федераты? — весело спросил Френхель. — А с тобой? Кайзек, ведь они скоро будут здесь, если ничего не предпринять. А так у нас по крайней мере есть шанс, и если барон готов рискнуть жизнью, то и я ничем не хуже. В любом случае, даже если ты прав, то, умирая, я буду улыбаться от мысли, что хотя бы пытался что-то сделать.

— Хорошо. — Фон Кайзек покусал губу, нехотя повернулся к фон Кицу. — Так какая сумма вам нужна, барон?

Угенброк с отвращением оттолкнул недоеденную курицу, посмотрел на вытянувшегося адъютанта:

— Сколько можно? Какой день подряд курица, курица, курица! Я же велел найти что-нибудь другое.

— Сожалею, ваше превосходительство, но ничего другого нет. Солдаты вторую неделю один хлеб едят.

— Это ты что, попрекать меня вздумал?!

— Никак нет!

Угенброк приподнялся со стула, зло глядя на адъютанта. Глаза оловянные, смотрит в пространство. Издевается?

— Пшел вон!

— Есть! — Адъютант козырнул и выскочил из палатки.

Угенброк плюхнулся обратно на стул, потер виски. Как же ему надоела эта игра в солдатики! Эти вызывающие мигрень выкрики и бряцанье оружием ни свет ни заря, эта продуваемая со всех сторон сквозняками палатка. Тучи комаров, впивающаяся в бока кровать. Эти мерзкие, тряские дороги. Эта вонь. И вечное ожидание в глазах офицеров. Замечено перемещение противника там, концентрация противника здесь. Что делать? Как будто и так не ясно. Увидел противника атакуй! Ты для этого сюда и пришел!

Угенброк скрипнул зубами. Не в этом было дело, совсем не в этом. Он бы пережил все эти мелкие неудобства, имей они хоть какой-нибудь смысл. Но его не было! Мерзавец Зейенгольц! Назначение Угенброка на высокую и почетную должность Верховного главнокомандующего на самом деле оказалось всего лишь способом удалить его из Столицы, лишить практически какого бы то ни было политического влияния. И он, первожрец Делизиоха, должен тратить силы на то, чтобы отпугивать мошкару и месить грязь. А все лавры получит Зейенгольц, Зейенгольц. этот сладкоречивый подлец! Ну нет!

Угенброк встал, решительно смахнул со стола кипу донесений. Хватит! Зейенгольц думает, что он самый хитрый, что всех обманул? Думает, сунул ему эту подачку — и все, Угенброка можно списывать со счетов? Ха! Что ж, пришло время его неприятно удивить. Он использует против Зейенгольца ту самую силу, которую тот неосмотрительно ему вручил. Главное — заполучить в свои руки фон Штаха, а уж дальше его жрецы справятся ничем не хуже, чем жрецы Фобса. Даже лучше.

Зейенгольц в отчаянии мерил комнату шагами. Что же делать, что делать? Неужели он ошибся? Недооценил силы федератов, переоценил свои? Но ведь нет же, нет. Все агенты в один голос давали одни и те же цифры, его превосходство было бесспорным. Так в чем же дело?

А какая сейчас разница? Зейенгольц сжал руками голову, скривился. Искать ошибки сейчас уже не имело смысла. Наступление захлебнулось — вот что сейчас было важно. А это означало одно — скорый неизбежный разгром. Первожрец застонал сквозь зубы. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько перенапряг Империю, поставив все на один мощный удар, и если Федерация его выдержала… Ответная атака — и фронт развалится, словно карточный домик на ветру

Зейенгольц потер лоб Что же все-таки делать? Бежать? Но куда? В этом мире для бывшего первожреца нет безопасного места. А может, как Шеридар, в другой мир? Там затеряться, наверное, будет гораздо легче… А почему Шеридар тогда сбежал, неужели предвидел, что все так кончится? Первожрец тряхнул головой. О чем он вообще думает? Шеридар не мог ни знать, ни предчувствовать, слишком давно это случилось.

Так что, бежать? И отказаться от силы? Зейенгольц задумчиво поморщился. Связи с Фобсом оттуда нет, и силы, соответственно, тоже. А кем он будет без нее? Сереньким обывателем, таким же, как тысячи других, нудно коротающих свои никчемные жизни, разинув рот глядящих на сильных мира сего? Ни за что! Он не такой, как все. Он — Зейенгольц!