Николай Мещанкин - Одержимый

Первожрец выпрямился, глубоко вздохнул. Что ж, может, еще не все потеряно? Не сыграть ли в искренность?! Достойно признать поражение, склонить голову, если необходимо. В конце концов, благо Империи превыше всего. Да здравствует Империя!

Зейенгольц дернул колокольчик, вызывая секретаря.

— Карету, быстро! — Первожрец помолчал, задумчиво глядя на почтительно склонившегося секретаря. — И подготовь Софи. Она поедет со мной.

Зейенгольца почти мутило от страха. Сейчас, когда он смотрел на нависающие мрачные стены замка, идея встретиться с фон Кицем уже не казалась ни мудрой, ни тонкой, а выглядела скорее посещением клетки со львом. Выйдет ли он отсюда живым? Первожрец вытер выступивший на лбу холодный пот, взглянул на сжавшуюся в углу кареты Софи. Его надежда, его последний козырь. И от его изворотливости зависит, сумеет ли он верно его разыграть

Рещетка наконец поднялась, и карета через черную пасть привратных башен въехала во внутренний дворик странно безлюдного, словно вымершего замка. Отступать было поздно — теперь все в руках Фатума. Зейенгольц глубоко вздохнул, словно готовясь нырнуть, и, кряхтя, вылез из кареты.

Никакого караула на этот раз не было. Зейенгольца встретил лишь взлохмаченный сонный парень, что-то пробурчавший и тут же, не оглядываясь, размашисто зашагавший к двери во внутренние покои. Первожрец пожал плечами и двинулся следом Что ж. ему здесь не рады, но он на радость и не рассчитывал

Зейенгольц почти бежал по гулким лабиринтам коридоров и лестниц, пытаясь не отстать от своего неразговорчивого проводника. Сердце раскатистым молотом отдавалось в ушах, воздуха не хватало, но первожрец был даже рад этой физической нагрузке, помогающей прогнать нарастающий ужас, цепкими коготками вцепившийся в мозг Он должен быть спокойным, совершенно спокойным. На карту поставлена его жизнь, нельзя допустить ни единого промаха.

И вот наконец последняя дверь. Шаг — и Зейенгольц оказался в ярко освещенной, несмотря на узкие бойницы окон, комнате, пропитанной магией до такой степени, что у первожреш заныли зубы. Барон решил принять его в лаборатории. Малообнадеживающее начало.

— Дорогой Зейенгольц! Как мило! — Фон Киц, полуобнимая громадных размеров кувшин на столе, даже не приподнялся со скамьи. — Приехал проведать старого друга? Разделить одиночество несчастного отверженного, всеми покинутого и, это, топящего грусть в хмельном вине? — Иллюстрируя свои слова, фон Киц приподнял кувшин, забулькал вливаемой в горло жидкостью.

— Господин барон, я к вам по делу…

— Знаю, знаю. — Барон утер стекающий по усу ручеек вина. — Всеми этими, фибрами и, это, помыслами ты стремился сюда, чтобы прижаться своей худосочной грудью к моему пузу, но вот только незадача, эти, дела государственные, все как один неотложные. Но ничо, студиозик, не все потеряно, садись рядом. — Фон Киц хлопнул пятерней по скамье. — Будем это, пировать. Как его там, в песне, возрадуемся молодому вину, веселящему сердце и разгоняющему кровь!

— Господин барон. — Первожрец осторожно присел на край скамьи. — Я тем не менее прошу выслушать меня…

— Восславим щедрость лозы! — Последние слова барон проревел Зейенгольцу в самое ухо. заодно заплевав все лицо, но первожрец даже не поморщился. Мрачное выражение лица фон Кица составляло настолько зловещий контраст с веселостью слов, что первожрец опасался даже дышать.

— Господин барон, выслушайте меня. Империя сейчас находится в сложнейшем положении. Можно сказать, висит над пропастью…

— Да ты чо?! — Фон Киц смачно рыгнул, — Не моо-быть! Эта в твоих надежных руках?

— И я прошу вас, не для себя, для Империи прошу, помогите Умоляю, не отказывайте.

Барон поглядел внутрь кувшина, неопределенно хмыкнул:

— Чего ты хочешь?

— Господин барон, я знаю, у вас есть контакт с федератами. Свяжитесь с ними, договоритесь о переговорах. Заключите мир.

— Скажи мне, Зейенгольц. — Барон отодвинул кувшин, повернулся к первожрецу. — Почему такие сумасшедшие говнюки, как ты, доведя страну до ручки, честь сдаться всегда предоставляют военным? Самому что, мужества не хватает?

— Почему — сдаться? — Зейенгольц удивленно поднял брови. — Я говорю о мире.

— Ты что, жрец, думаешь, в Федерации дураки сидят? — Фон Киц снова хмыкнул. — Они прекрасно знают, в каком месте мы все из-за тебя оказались, и ни о чем, кроме капитуляции, сейчас говорить не будут.

Барон посидел, угрюмо глядя в пространство, снова придвинул кувшин, хлебнул:

— И демоны нам всем в затылок, и боги разом все в штаны!

— Так что же делать? — Зейенгольц сделал вид, что не слышал последних слов песни. За такое святотатство обычный житель Империи получил бы двадцать лет каторги, но первожрецу сейчас было не до чистоты нравов.

— Драться! Драться так, как никогда не дрались, так, чтобы каждый шаг вперед стоил федератам столько, что даже мысль об этом вызывала бы у них ужас! Вот что, жрец, надо делать.

— Барон, сделайте это! — Зейентольп вскочил, стараясь восторженно глядеть на барона. — Сделайте! Я верю, вы можете! Примите командование, ведите войска! Я заблуждался, я наделал много глупостей, но я знаю: сейчас я принимаю правильное решение. Спасите Империю, заклинаю вас!

Фон Киц поднял мутный взгляд на Зейенгольца, какое-то время недоверчиво смотрел на первожреца, затем медленно кивнул:

— Хорошо. Но не так быстро, жрец. В этом случае мне от тебя еще кое-что нужно.

— Все, что в моих силах. — Зейенгольц облегченно вздохнул про себя. Слава демонам, вывернулся, вывернулся и на этот раз вывернулся!

— Во-первых, сними управление с Императора. Во-вторых, — барон сунул руку в карман камзола, вытащил листок бумаги, — вот список частей и людей, которые должны принять над ними командование. Они уже на месте, так что это можно сделать быстро. Только скажи своим жрецам, чтобы не трепыхались.

Зейенгольц задумчиво взглянул на барона.

— А ты думал, мы будем спокойно смотреть, как ты разрушаешь Империю? — На удивление быстро протрезвевший барон усмехнулся.

Первожрец вздохнул, перевел взгляд на список:

— А-а?..

— Прямо здесь. И сейчас. И помни: я тебе по-прежнему не доверяю ни на грош.

— Ладно. — Зейенгольц сел, сосредоточился. Потянулся к сознаниям жрецов… Толчок… Боги его побери! Первожрец попробовал еще раз и еще… И опять неудача. Тончайшая, почти невидимая и совершенно непроницаемая стена отгораживала его со всех сторон, не давала ни с кем связаться.

— Я не могу…

— Что?! — Лицо барона начало наливаться краской.

— Я не могу. Мой канал блокирован…

— Господин барон, — в проеме открывшейся двери возникла всклокоченная голова давешнего провожатого, — у нас неприятности.