Николай Мещанкин - Одержимый

Крайт скрипнул зубами и зашагал через площадь.

— Рон!

— Да? — Рон поднял взгляд на Крайта, жалобно улыбнулся.

— Не "да, а «я». Встать!

— Что?

— Встать, солдат! — Крайт почувствовал, как поднимается откуда-то из живота бешенство, окончательно стирая следы нудящей боли, омывая мир очищающей злобой.

Рон поднялся, со страхом глядя на Крайта

— Ты командир Учебного легиона, а они, — Крайт показал на подростков на площади, — твои солдаты. Ты знаешь об этом?

— Да, — выдохнул Рон. Лицо его побледнело, но, похоже, не только от страха. Губы подобрались, зрачки — словно черные провалы.

— Ты сидишь в тени, они жарятся на солнцепеке. Что им, то и тебе. А ну-ка бегом к ним.

Рон постоял, глядя на Крайта, потом медленно, нехотя зашагал через площадь.

— Бегом, солдат, я сказал — бегом!

Рон затрусил. Крайт удовлетворенно кивнул про себя. С характером. Будет толк из парнишки.

Крайт двинулся дальше. Кена он обнаружил возле строящейся казармы, где тот азартно препирался о чем-то со сварливого вида стариком. Крайт постоял какое-то время незамеченный, глядя на суету стройки. Дикари споро таскали бревна, вбивали в землю сваи. Здесь, похоже, его вмешательство не требовалось. В голове опять заскреблась, напоминая о себе, тупая боль.

Крайт закинул в рот еще один шарик травы и пошел обратно, к своей хижине. Теперь его часть работы. Пора было начинать занятия с Малышами.

— Так, — сказал Крайт рассевшимся перед ним будущим колдунам. — Начнем. Оставим на время базовую мягкую защиту Хофнера. — Крайт говорил медленно, четко разделяя слова, чтобы недавно начавшие учить хаангнуа Малыши его понимали. — Сегодня мы будем изучать общую астральную блокаду.

Грохоча обитыми железом колесами, карета первожреца Зейенгольпа вкатилась во двор замка барона фон Кипа. Мерзко завизжали тормоза, карета задрожала, подпрыгнула как-то боком и наконец остановилась. С козел спрыгнул паж, пробежал к дверце кареты.

Зейенгольц пососал прикушенный язык. Все, хватит. Всему есть предел. И его терпению — тоже. И какое ему дело, у кого сколько детей? Сколько раз он говорил кучеру привести в порядок карету? И что? По-прежнему визжит как резаная. Кузнецы, видишь ли, много дерут. А тебе какое дело? Твои, что ли, деньги? У всех, видишь ли, свое мнение, все знают лучше… Ну, что там паж?

Дверца наконец распахнулась, открывая взгляду мощенный булыжником внутренний дворик крепости, и Зейенгольц неловко полез из кареты. Ноги, затекшие за время долгой поездки, отказывались гнуться, спину ломило. Зейенгольц с трудом распрямился. Лязгнул металл. Взвинченный напряжением последнего месяца, первожрец чуть не подпрыгнул от неожиданности. Выстроившиеся в две шеренги солдаты дружно взяли на караул. Зейенгольц медленно расслабился.

— Его Предемоничество первожрец Зейенгольц?

— Да, это я, — Зейенгольц повернулся к говорившему. Интересно, зачем такой официоз, бряцание оружием? Предупреждение? Угроза?

— Полковник Гринхельд. Послан господином бароном встретить и препроводить вас. Прошу, господин барон ждет

— Я с дороги. Не будет ли мне позволено немного отдохнуть перед встречей с бароном?

— Сожалею. Господин барон очень занят и смог выделить вам только это время.

Зейенгольц посмотрел на полковника. Квадратная челюсть, серые глубоко посаженные глаза. Образец идеального солдата Империи. Надо будет посмотреть, нет ли на него чего-нибудь интересного в архивах.

— Хорошо, ведите. — Зейенгольц притворно вздохнул. Почти неприкрытая враждебность. Что ж, ничего другого он и не ожидал. С ним согласились встретиться, и это уже была победа.

Первожрец медленно шел мимо шеренг замерших солдат и разглядывал уходящие ввысь башни из темного камня. Вот оно какое, веками строившееся и достраивавшееся родовое гнездо фон Кицев. Рассказывали, что где-то в лабиринте его коридоров имелась зала с чучелами бывших врагов баронов и что там можно обнаружить исключительно интересные экспонаты, проливающие свет на многие загадочные истории с исчезновениями.

Это так некстати возникшее воспоминание заставило Зейенгольца поежиться, когда он шагнул следом за полковником в прохладный полумрак внутренних покоев замка. Да нет, ерунда. О его поездке к барону знали многие, да и в результате беседы, как надеялся Зейенгольц, временно со стороны барона не будет ничего угрожать. Время, время! Как необходимо ему сейчас это время!

Полковник остановился.

— Прошу! — Он распахнул дверь, губы его растянулись, словно шрам. Полковник улыбался!

— Дорогой Зейенгольц! — Первожрец оказался в медвежьих объятиях барона, и его обдало густым запахом перегара, лука и лошадиного пота. — Сколько лет, сколько зим! Наконец-то мой замок почтен твоим присутствием! Зейенгольц задыхался.

— Ведь, представляешь, он без тебя чуть не превратился в эту, как ее, юдоль скорби!

Зейенгольц почувствовал, что сейчас умрет, однако его попытки вырваться не приводили ни к каким результатам.

— Но теперь, теперь! Мы будем пировать, пригласим бардов, и двадцать голых девок будут танцевать на столах для этого, как его, услаждения взора!

Барон наконец отпустил обессилевшего первожреца. Зейенгольц почти упал на ближайший стул.

— Ах, дорогой, как нам тебя не хватало! Твоего неистощимого этого, как его, юмора, и этой, жизнерадостности!

Зейенгольц хватал воздух ртом. Барон постоянно устраивал ему при встрече подобное представление, и всякий раз его поведение ошеломляло.

— Вина? Красного, Ликарийского, урожая 2675 года?

Первожрец помотал головой. Вино он любил почти так же, как объятия барона, и барон об этом прекрасно знал.

— Извините, дорогой барон, но я к вам по делу.

— Какое может быть дело без чарки терпкого вина? Может, ты, как настоящий патриот, предпочтешь Гамзийское, этого года? Искренне рекомендую! Молодое, нежное, как сиська девственницы! — Барон захохотал.

— Уважаемый барон, вы же прекрасно знаете — я не пью.

— Брось, демоньяк, ни за что не поверю, что мужчина может не пить вино! Есть в таком мужчине что-то подозрительное — Барон неприлично покрутил рукой.

— Воистину правы федераты, утверждающие, что наши аристократы неотесанные мужланы, не имеющие никакого представления о культуре!

— О, те же федераты утверждают, что жрецы на завтрак употребляют исключительно маленьких детей, причем к ним предпочитают луковый соус! Барон, довольный, захохотал.

Зейенгольц глубоко вздохнул. Надо успокоиться. Он вышел из себя, а это именно то, чего добивается барон. Пора брать инициативу в свои руки.

— Дорогой барон, давайте все-таки вернемся к делу, приведшему меня сюда. Я слышал, к вам попал некий Фавр, пострадавший в известном инциденте. Этот юноша подавал большие надежды и со временем мог бы занять видный пост среди жречества. Я волнуюсь о его здоровье. Как он себя чувствует?