Игорь Недозор - Закон абордажа

Но сделать никто ничего не мог — как раз в прошлом месяце пытавшийся защитить свою жену кузнец, ранивший одного такого, был повешен на главной площади столицы за «разбойничье нападение на дворянина», и урок этот усвоила даже стража.

На дона Хуана они не обратили внимания — какой-то пожилой мужик, пусть и при шпаге, что с того? Сам уберется, пока цел. И вожак ублюдков, как потом выяснилось, единственный сын богатейшего лорда ок Берли, с гнусной усмешечкой из-под нарисованных углем усов начал излагать, что они сделают перед тем, как прикончат, с несчастной жертвой, замершей в ужасе, да советовать приятелям поискать бутылку с горлышком подлиннее…

Как они удивились, должно быть, когда посетитель с неожиданной прытью вскочил, с криком «Беги прочь, дура, живо!» зашвырнул девушку за кухонную дверь и загородил проход дернувшимся было следом «Зеленым». Будь на их месте солдаты или обычные разбойники, они бы различили смерть, плескавшуюся в синих глазах седого, и подумали: стоит ли лезть на добрый толеттский клинок этого человека? Но они были всего лишь выродками рода людского и видели только старика, посмевшего посягнуть на их святое право творить, что им вздумается.

Когда запыхавшийся кухонный мальчишка из «Завтрака морского дракона» оповестил матросов с «Красотки» и те, вооружившись, кто вымбовкой, кто абордажным топором, ворвались в «Завтрак», схватка уже завершилась. В трактире находилось шесть трупов и один живой — еще живой бандит, который, скуля по щенячьи, пытался собрать с грязного пола вывалившиеся из распоротого брюха внутренности.

А дон Хуан сидел у кухонной двери в луже крови и улыбался. И глядя на эту жуткую улыбку, вошедшие сразу за моряками стражники синхронно обнажили головы. Рядом лежал его убийца, сын лорда Берли, зажав ладонью пробитую грудь, и по ужасу на его лице было ясно, что дворянчик успел понять, что убит.

Они так и стояли молча, пока туда-сюда бегала стража и трактирные слуги, зачем-то посылая за лекарем и судьей.

И лишь боцман Джон Браун упал на колени перед еще неостывшим телом да Косты и завыл, заливаясь слезами: «Капитан, ну на кого ж ты нас покинул?!»

Потом на теле дона Хуана насчитали пять ран, две из которых были смертельными — с одной из них он еще какое-то время дрался.

Хоронить да Косту пришел, конечно, не весь город, как потом говорили, но уж куда как больше, чем посетило прошлогодние похороны принца крови Сигизмунда. И как говорят, могила его на Герийском кладбище Фальби стала почти святыней.

Так Эохайд осиротел вторично.

А на следующий день незнакомый стражник пришел на спешно готовящуюся к отплытию «Красотку» — знающие люди предупредили, что родня убитых их в покое не оставит — и молча протянул Брауну сверток из мешковины, в котором находилось оружие дона Хуана, после чего так же молча исчез, чуть поклонившись.

И боцман Джон — он так и не повелел называть себя капитаном — положил ладонь на плечо Эохайда, заглянул в сухие глаза парня и протянул шпагу ему.

— Бери, сынок, вроде как наследников и нету больше…

В тот день и началась карьера пирата Эохайда Эомара, лишь через восемь лет прозванного Счастливчиком. Иногда приходила к нему мысль: что бы сказал дон Хуан, увидев его сейчас? И думал, что, пожалуй, есть одна вещь, которую его первый капитан всяко одобрил бы — в команде «Отважного» свято соблюдался забытый многими другими пункт законов Вольных Добытчиков, гласивший: «Всякий, взявший пленницу или иную порядочную женщину на борту корабля, не спросив на то ее согласия, должен быть выброшен за борт с камнем на шее».

— Так что, — закончил он, — хоть и не очень люблю эгерийцев, но вот человеком меня твой земляк сделал. Вот такая моя судьба, что был он мне вместо отца… Знаешь, мне даже как-то приснилось: сидят моя мама и дон Хуан у нас в домике, в Глейвине, на моей свадьбе, и пьют за наше счастье. Вот на ком женюсь — не видел, а что они там были: помню. Хотя и домика того нет, порушили после того как мать на костер отправили…

— Как?! — Игерна даже подскочила.

— По приговору инквизиции, — вздохнул он. — Сама ведь знаешь — дом поклоняющегося демонам надлежит снести и землю плугом распахать. И что с того, что никаким демонам мама не поклонялась и никакой ведьмой не была.

— Но… почему? — только и выдохнула Игерна.

— Моя мама была очень красивой женщиной, а инквизитор нашего графства — похотливым ублюдком. Она ему отказала, и он… Он погубил ее. Понимаешь, у него ведь хватало баб, целый монастырь под рукой, куда прелюбодеек на покаяние ссылали. Но этот выродок не смог ей простить… Знаешь, я долго мечтал, как отомщу, даже в подручные к мяснику пробовал пойти и… разделать эту свинью так, чтобы он прожил подольше. А потом узнал через два года, что тот умер — на пиру у настоятеля собора свиным ухом подавился. Что называется, как ни прячься, а свинью Элл свиной смертью метит. Вот… А потом я стал пиратом. Как и ты…

— Как и я… — повторила девушка.

Альери напряженно слушала, ее темные глаза широко раскрылись и стали еще темнее.

— Слушай, я… не понимаю, зачем ты мне это все рассказываешь… от меня ты все равно моей истории не услышишь… — Игерна остановилась. — То есть, я совсем не то хотела сказать. Просто, ну, вот если бы ты… Вот если бы твой… дон Хуан не погиб, а усыновил бы тебя и вернулся в Эгерию — и был бы ты сейчас не Эохайд Счастливчик, а какой-нибудь капитан Охедо да Коста и ловил бы меня…

Счастливчик озадаченно уставился на нее, совсем потеряв нить разговора.

— Вот… я тоже не та, кем была, совсем не та, — столь же непонятно продолжила она.

Она легко коснулась руки Эомара тонкими, хотя и сильными пальцами, огрубевшими от штурвала и эфеса.

— Да, о чем я? Сам знаешь, я ведь тоже пират. Оба мы не святые. А натворила я в своей жизни, скажу тебе, побольше, чем ты, — сообщила она, уже совершенно успокоившись. — А до того со мной тоже сотворили… многое.

— Я сам не знаю, почему это тебе говорю, — признался Эомар. — Просто мне показалось…

Он замялся, не в силах подобрать слова. И фраза «Выходит, у нас похожая судьба» так и осталась невысказанной.

За иллюминатором чуть посветлело.

— Скоро рассвет, нам бы надо хоть немного поспать…

Придвинулась к мужчине, положив голову ему на плечо, и крепко уснула.

А Эохайд подумал, что хотя и в мелочи, но солгал возлюбленной. Потому что в том сне он все-таки хоть и смутно, но мог припомнить, кто сидел на месте невесты.

На рассвете корабли пиратской эскадры вошли в Коралловую бухту, и в глубину темных вод рухнули с плеском разлапистые якоря…

Год 3342 от Возведения Первого Храма. 29-е число месяца аркат.

Иннис-Тор. Ничьи Земли. Коралловая бухта.